anlazz

Сделаю пока некое отвлечение в сторону истории – и напомню один интересный исторический факт. Факт, который – на первый взгляд – никак не связан с поднятым предыдущими постами вопросом деградации провинциальной медицины. Однако только на первый взгляд...

Итак, предпоследний российский император, как известно, прожил не слишком долгую жизнь – 49 лет. Разумеется, не слишком долгую с т.з. человека, находящегося в его положении – т.е., являющегося самым богатым жителем Российской Империи и одним из самых богатых людей Земли того времени. (Ну, Викторию, конечно, Александр Александрович не «переплюнул» - но стоял к ней довольно близко.) В любом случае можно было бы ожидать, что русский монарх, обладающий от природы неплохим здоровьем, сможет достичь, хотя бы, своего шестидесятилетия. (Конечно, тут вспоминается судьба его отца, безвременно скончавшегося отнюдь не по медицинским причинам, однако этот вопрос мы пока опустим.)

В любом случае, 49 лет жизни для человека, с детства не знавшего нужды – и при этом не имеющего хронических болезней – безусловно, мало. (Вопрос о том, имеет ли смысл жалеть данного правителя,  тоже пока оставим без рассмотрения.) Тем не менее, случилось именно так – по причине болезни почек. Которая, в свою очередь, оказывается несомненно связанной с  известным эпизодом крушения «царского поезда», произошедшего 17 октября 1888 года. Напомню, что произошло это при возвращении царской семьи из Крыма в Петербург, когда чуть южнее Харькова произошел сход 10 вагонов с высокой насыпи.

Поскольку произошло это при скорости более 60 км/ч, то последствия были довольно печальные. В частности, легкие вагоны с прислугой оказались просто раздавленными, однако и тяжелые «царские вагоны» не выдержали подобного падения. (Приведя к разрушению и травмам членам императорской семьи. В том числе и самого царя.) Однако самое интересное тут даже не это – а то, что же было причиной случившегося. В том смысле, что исправность императорских вагонов и локомотивов, разумеется, была гарантированной. (Хотя во время расследования рассматривался и подобный вариант – так же, как и вариант с терактом.) А вот с состоянием пути дело обстояло гораздо хуже. По той простой причине, что тот участок железнодорожного пути, на котором случилась катастрофа, принадлежал частной Курско-Харьково-Азовской железной дороге.( Read more... )

В предыдущих двух постах (1, 2) был рассмотрен «первый», неудавшийся проект Николая Второго. Однако, как было сказано в самом первом посте серии, существовал и другой – «проект Циолковского» по освоению космического пространства. Который выглядел полной противоположностью «первому». И в плане того, что изначально его сторонником был только один Константин Эдуардович – калужский учитель, не имеющий ничего общего с «сильными мира сего». И в плане совершенной неочевидности поставленных задач – поскольку в описываемые времена само использование ракет в качестве средств передвижения не было мейстримом. (Даже в фантастических произведениях тогда предпочитали летать через космическое пространство посредством огромных пушек – причем, это относится не только к Жюлю Верну, но и к Герберту Уэллсу, писавшему гораздо позднее.) И, наконец, в плане того, что реальной мотивации для данного действа, по большому счету, не было – так как не было понятно: что же могут принести космические полеты.

На фоне вышесказанного любой разумный аналитик не просто поставил бы указанной идеи «наинизший балл» - но просто посоветовал бы выбросить ее как можно дальше, поскольку иная точка зрения была невозможна при использовании рациональных аргументов. (Собственно, так и происходило со всеми обращениями Циолковского в «официальные органы».) Однако – как уже было сказано в прошлом посте – рациональность сама по себе бывает разная. И очень часто логически безупречная «мыслительная конструкция» оказывается бессмысленной – поскольку строится на ложных постулатах. И наоборот, смутные прозрения, демонстрируемые откровенными «фриками», вполне могут иметь прямое отношение к реальности. Да и «фрик» при внимательном рассмотрении оказывается вовсе не «фриком», а полностью разумным человеком, увлеченным своим делом. И его облик «городского сумасшедшего» на самом деле может оказаться связанным с тем, что на самом деле… «ненормальным» является его окружение.

Подобное высказывание, разумеется, выглядит странным. Но посмотрим повнимательнее на Константина Эдуардовича Циолковского и попробуем подойти к этой фигуре не с т.з. обывателя 1900 годов, а, скажем, с т.з. советского человека 1920-1950 годов. Поскольку тогда сразу же пресловутое «фричество» исчезнет – а появится личность, сильно увлеченная научными и техническими вопросами. (Вплоть до воплощения их в жизнь.) Кстати, тут стоит отметить, что при всем этом своей «прямой», т.е, учительской, работой Циолковский отнюдь не манкировал – скорее наоборот, служа учителем что в Боровске, что в Калуге, он старался всячески привлечь своих учеников к рассматриваемым предметам. Другое дело, что в тогдашней системе образования подобное отнюдь не приветствовалось – естественные науки, как было сказано в прошлом посте, рассматривались в указанное время, как приложение к самому главному: к «формированию нравственности». Сиречь – к воспитанию школьников, как богобоязненных и лояльных к власти личностей, от которых требовалось, прежде всего, послушание.

На этом фоне поведение Циолковского действительно выглядела девиацией. А если добавить сюда отсутствие стремления к тому, что можно обозначить, как стремление «выслужиться», а равно и стремление угодить «мнению света», то становится неудивительны, почему у данного человека была репутация «чудака», а то и «психа».( Read more... )

Итак, чтобы понять: почему «нациобилдинг» Николая Второго провалился, следует рассмотреть его немного подробнее. И, прежде всего, еще раз отметить, что пресловутое «строительство нации», которое последний российский император сделал «главной темой» своего правительства, было «позаимствовано» им из вне. А точнее – из Германской Империи (она же Второй Рейх), где данный процесс благополучно осуществлялся где-то с 1860 годов. Напомню, что до указанного времени Германия представляла собой довольно рыхлый конгломерат разнообразных королевств и княжеств, ведущий свою «родословную» от средневековой Священной Римской Империи Германской Нации – естественно, к позапрошлому столетию превратившейся в чистую условность.

Тем не менее, после завершения Австро-Прусской войны – закрепившей главенство Пруссии над «немецким миром» - началась «пересборка» последнего, собственно, и приведшая к появлению нового государства. Ну, а после триумфальной победы над Францией в 1870 году Германская Империя неожиданно для всех оказалась не просто одним из сильнейших участников европейской политики – но ведущей силой в ней. Настолько ведущей, что стала напрямую угрожать британской политической гегемонии – той самой «блестящей изоляции», которая превращала викторианскую Великобританию в «мирового арбитра». (Со всеми вытекающими преимуществами.) Подобный успех можно было бы назвать «немецким чудом» - но подобного «термина» тогда, конечно же, не было. Тем не менее, современниками возвышение Второго Рейха прекрасно осознавалось – и, разумеется, служило не только предметом восхищения, но и подражания.

Правда, в том, чему следует подражать, понимания не было. Поскольку это сейчас мы понимаем, что основанием для возвышения Германии стал экономический подъем, связанный с удачным совпадением двух событий. К которым относится, во-первых, создание общего германского рынка на месте «локальных» рыночков указанных королевств и княжеств. А, во-вторых, очередная смена «технологической парадигмы» - состоящая в переходе от главенства текстильной (и вообще, легкой) промышленности к знаменитой «экономике угля и стали». В связи с чем новоявленный германский капитализм получал определенную фору по сравнению со «старыми» капитализмами Франции и Британии. Именно комбинация указанных фактов дала тот самый экономический взлет, на который опирался взлет политический.

Но это понятно сейчас – да и то, не всем. Тогда же, во второй половине XIX столетия, для большинства людей – особенно, тех, кто находились наверху «иерархических пирамид» – подобные идеи выглядели более, чем странно. Ну, в самом деле, что для представителя аристократии – а русский царь, разумеется, был, прежде всего, аристократом – тот же Крупп? Удачливый купец, не более. Главное же тогда виделось в другом – в способности предложенной аристократом Отто фон Бисмарком политики «единства, спаянного железом и кровью» превратить отдельные германские «народы» в единое целое. ( Read more... )

Вот мы и подходим к концу – а точнее, к началу нашего пути. К пониманию того, что же реально представлял собой «советский» период в российской истории, чем же он определялся и почему так бесславно завершился. (А точнее – завершился ли?) В общем, переходим к 1917 году. К периоду, который выглядит важным, наверное, для всех – начиная с монархистов (разумеется, со знаком «минус») и заканчивая коммунистами. За исключением, наверное, лишь наиболее упертых «либералов»- русофобов, убежденных, что русские, сами по себе, есть нация генетических уродов – коим ничего не способно помочь, кроме оккупационной армии. Но лица с подобными взглядами не должны приниматься во внимание – поскольку уровень их интеллектуальных возможностей вполне очевиден. Все же остальные вряд ли могут не согласиться с тем, что именно в 1917 решалась судьба России.

Разумеется, спорить с этим невозможно: 1917 год был не просто ключевой датой в советской и российской истории – он был самым значимым годом для всей человеческой цивилизации. Поскольку сейчас понятно, что именно от того, как пойдет развитие, по сути, зависело выживание человечества в целом: без установления социализма и превращения его в силу планетарного значения остановить мировые империалистические войны невозможно. Если прибавить сюда будущее создание ядерного оружия (которое так же гарантированно вытекало из неизбежности мировых империалистических войн) – то, наверное, важность победы Революции 1917 станет понятным каждому. Но именно подобная «сверхважность» события, по сути, закладывает и его историческую неизбежность: поскольку, как известно, если что-то должно произойти для сохранения человечества – то это обязательно произойдет. (Если бы было по другому – то наша история закончилась бы, еще не начавшись.)

Впрочем, вышеприведенное доказательство уже выходит за рамки привычного материализма – поэтому оставим его на потом, и перейдем к более привычным категориям. А именно – укажем на то, что сам факт падения монархии в 1917 году вряд ли может рассматриваться, как что-то экстраординарное. Тут, скорее, гораздо более загадочным выглядит то, как Российская Империя сумело просуществовать до 1917 года – поскольку реальные проблемы накрыли ее с самого вступления в Первую Мировую войну. А еще точнее, проблемы у российской монархии были и до этого момента – не случайно, скажем, первая русская революция произошла еще в 1905 году – но после рокового августа 1914 эти самые проблемы выросли до астрономических размеров.

Скажем, уже на начальном этапе войны – в Восточно-Прусской операции очевидной стала неспособность организовать снабжение русской армии. (Что, собственно, и стало одной из главных причин ее поражения.) Тем не менее, эта самая беда даже после этого не была устранена, и преследовала Россию до самого последнего дня войны. Например, о том же «снарядном голоде» написаны, наверное, тома. Но этот момент – как, скажем, и то, что Российская Империя с началом войны отчаянно принялась закупать за границей те же винтовки и пулеметы – хотя бы можно понять, ориентируясь на низкое промышленное развития последней. (Хотя до 1914 года считалось, что тут все нормально.) Но как объяснить проблемы с поставкой продовольствия в армию? И это при том, что дефицита продуктов, в общем-то, не было. (Кстати, в Германии указанный дефицит был – однако войска снабжались без проблем.)

Впрочем, в околонулевом состоянии в Российской Империи оказалась не только логистика – которая, ИМХО, и является основой любой войны. Произошедшая мобилизация общества разрушила большую часть государственных механизмов, включая высшую власть.( Read more... )

В прошлом посте был затронут вопрос о т.н. «русофобских государствах» - которые известный блогер «профессор Лопатников» назвал «экзистенциальной проблемой для России». (С вполне конкретным рецептом этой «проблемы» решения.) И было показано, что их пресловутая «ненависть к России» - то есть, выступление с резко антироссийских позиций – в реальности оказывается связанной вовсе не с какими-то глубокими «историческими традициями» или еще чем-то подобным – а с совершенно конкретной ситуацией сегодняшнего дня. Связанной с установлением т.н. «постсоветского мирового порядка» или постсоветского мира. И, собственно, что именно этот самый «мировой порядок» и выступает основным источником проблем для нашей страны. (Именно он – а не отдельные государства или какие-то иные силы, вроде мифического «мирового сионизма» или чего-то подобного.)

Поэтому имеет смысл разобрать его несколько подробнее – и заодно развеять ряд мифов. (Согласно которым, например, «ненавидеть Россию» было принято с глубокой древности.) Ну, и разумеется, прежде всего тут стоит сказать, что зарождение этого самого «постсоветского порядка» было связано – как это нетрудно догадаться – с моментом гибели СССР. Именно тогда, в 1991 году (на самом деле, несколько ранее – но это не существенно) и возникло указанное построение мировой политики, основанное на отрицании еще недавно торжествовавшей сверхдержавы – тот самый «мир без России и за счет России», который так любят поминать, говоря о русофобии. Вот только обыкновенно при этом забывают что, под Россией в последние восемь столетий прошлого века подразумевали именно Россию Советскую. (Под которой, впрочем, объединяли все республики Союза, вне зависимости от входивших в нее национальностей.)

И основную опасность, происходящую от страны, видели именно в указанной «советскости» - то есть, прямой угрозе сложившемуся классовому порядку вещей. (Антисоветизм был чистой реакцией на «советизм», на ту самую «тень СССР», о которой я уже неоднократно писал.) Поэтому, по сути, «русофобия», как таковая, с самого начала являлась всего лишь иным именованием указанной «советофобии». Это затем уже на нее «натягивали» всех этих маркизов де Кюстинов и Олеариев – стремясь доказать, что «неправильность» России проистекает из глубин веков. Однако подобное действо, по сути, показывало лишь особенности мышления западной «интеллектуальной элиты» - которая так и не смогла освоить динамического восприятия истории. (И до сих пор еще в глубине своих высокоумных построений пользуется «примордиальными категориями», выводя существующие порядки «от сотворения мира».)

Потому, что если взять историю до Революции, то можно увидать, что в реальности существовавшая тогда «русофобия» ничуть не отличалась от любой иной «ксенофобии» - то есть, восприятия окружающих народов, как «иных» и враждебных. Ну, а подобное отношение было характерно даже для самого ядра «европейской цивилизации» - пресловутого Католического мира. (Напомню, что «Католический мир» - это не про вероисповедание, это про культурное единство элит, которое, вроде бы, должно было существовать. Так что протестанты сюда так же входят.)

Скажем, вековая вражда друг к другу – еще со времен Столетней войны – «объединяла», например, англичан и французов. ( Read more... )

В прошлом посте было сказано, что в настоящее время происходит разрушение и исчезновение многих понятий, созданных в период господства «безопасного общества». И, в частности, понятия т.н. «хорошего человека» - то есть, человека, творящего исключительно благо для всех, вне зависимости от классовой принадлежности. Подобный «бренд» еще недавно был крайне популярным – да и теперь он все еще занимает центральное место в господствующем общественном сознании. И не просто занимает, но и определяет многое в нашем поведении – начиная с уверенности в том, что положение человека зависит исключительно от него самого. (Ну как же – начальники же «хорошие люди», они работают ради блага всех. Так что если не доволен – сам виноват.) И заканчивая верой разнообразным политическим деятелям – по той же самой причине. Причем, тут нет никакой разницы, идет ли речь о действующей власти, или об оппозиции, поскольку главным является вера в то, что политики должны – по какой-то загадочной причине – желать добра своим избирателям.

Тем не менее, из-за указанного выше разрушения, данное понятие уже не выглядит так бесспорно, как это было раньше. Что, в свою очередь, выводит его из разряда вечных истин и создает определенную дискуссию в обществе. Правда, по причине слабой отрефлексированности, эта самая дискуссия касается, в основном, не самого понятия, а тех явлений, которые с ним ассоциируются. Самым известным из которых выступает фигура Николая Второго – последнего русского царя. На самом деле, его положение – а точнее, положение образа этого политического деятеля – сейчас довольно уникально в связи с повышенным интересом к нему общества. В результате чего сейчас даже фигуры Петра Великого и Ивана Грозного – в течение столетий бывших наиболее спорными и привлекающими внимание –оказались на втором плане по сравнению с данным монархом. И единственный, кто обходит последнего императора по «популярности» – это, разумеется, Иосиф Виссарионович Сталин. (Но Сталина надо, конечно же, рассматривать отдельно.)

Если же вернуться к Николаю, то нетрудно заметить, что данный царь выступает практически идеальным случаем того самого «хорошего человека» на троне. Причем, даже не в том смысле, что он был прекрасным семьянином и добрым отцом – в чем с ним вообще мало кто может сравниться. (Все сплетни о балеринах являются именно сплетнями.) Нет, речь идет о большем – о том, что данный исторический деятель почти всегда руководствовался в своих действиях именно желанием сделать жизнь лучше. К примеру, именно он поспособствовал заключению знаменитых Гаагских конвенций, посвященных гуманизации военных столкновений. (Правда, при этом поучаствовал в двух кровавых войнах – Русско-Японской и Первой Мировой – принесших немало страданий.) Он был патриотом своей страны, и старался максимально принести ей пользу своей деятельностью. (Другое дело, что в реальности все эти действия часто оборачивалось совершенно не так, как хотелось бы – не важно, шла ли речь о привлечении иностранных инвестиций, или желанием создать «Желтороссию».) Более того, царь готов был нести все возможные лишения во имя страны – вплоть до знаменитого отречения. (Ведь последнее было вызвано именно пониманием собственной непопулярности – и мыслью о том, что сын или брат смогут стать источником новой консолидации общества.)

Да что там – даже пресловутых ворон царь стрелял не из-за какой-то особой прихоти, а исключительно потому, что убийство данных животных считалось тогда благом.( Read more... )

Проблема с оценкой тех или иных исторических деятелей, поднятая в прошлой теме, достаточно интересна «социодинамическом плане» - как это не кажется странным. Интересна тем, что эта, казалось бы, «частная» тема может быть разрешена только через рассмотрение указанных лиц исключительно в «историческом плане», с практически полным игнорированием личных качеств. Это одновременно упрощает, и усложняет ее. Упрощает – поскольку позволяет ограничить рассмотрение указанных личностей исключительно через сферу их деятельности, отбросив сложные психологические особенности. А усложняет потому, что неизбежно требует знания «общей ситуации» - причем, не только в рамках одной страны, но, желательно, всей «мир-системы». Тем не менее, поскольку знание «общей истории» представляет собой, в общем-то, необходимый минимум для образованного человека, тут нет ничего сложного. Самое главное же, что можно получить из указанного рассмотрения, разумеется, состоит в том, что подобная методика верна будет не только по отношению к давно минувшим дням, но и по отношению к современности.

Тем не менее, вопросы современности мы оставим на потом. А тут, для примера, рассмотрим двух людей, занимавших, в общем-то, одно историческое место. Место русского царя. Правда, в разные эпохи – но эти эпохи характеризовались примерно одними и теми же проблемами, стоящими перед Россией. Однако один из указанных деятелей сумел решить их – и получил историческое признание потомков. А другой – не сделал это. Правда, признание он тоже получил, но несколько сомнительного свойства. Разумеется, из сказанного можно понять, о ком идет речь. Первым у нас будет Петр Алексеевич Романов, он же Петр Первый, он же Петр Великий. А вторым – Николая Александрович Романов, он же Николай Второй, он же Николай Кровавый. (Все спекуляции про Гольштейн-Готторпов заранее отбросим в силу их полной бессмысленности.) Надо ли говорить о том, что эти два царя обладают, наверное, самой «скандальной» и неоднозначной репутацией в настоящее время. И, тем не менее, они являются, наверное, самыми определенными персонажами среди российских самодержцев – в том смысле, что имеют четкие маркеры своего правления, спутать которые с чем иным практически невозможно.( Read more... )
Итак, Петр Алексеевич, он же Петр Первый – один из самых обсуждаемых и осуждаемых правителей России за все время ее существования. (Ну, по крайней мере, если не брать руководство Советского периода.) В этом качестве его обгоняет наверное, только Иван Четвертый, за свою жестокость прозванный Васильевичем – но указанного самодержца надо рассматривать отдельно. Что же касается династии Романовых, то в ней Петр занимает практически место основателя – несмотря на то, что он являлся четвертым Романовым на российском троне. Тем не менее, фундаментальное превращение при нем Московского Царства в Российскую Империю – государство, в течение двух столетий занимавшее ведущее положение в Европе – перевешивает это отсутствие «первородства». Равно, как и то, что в реальности Петр был не первым модернизатором своей страны, а лишь следовал по пути, заданном своим отцом.

Так что совершенно закономерно то, что Петр высоко оценивался в дореволюционной историографии. Правда, данное мнение разделяли не все – скажем, для старообрядцев указанный правитель являлся олицетворением антихриста. (Из-за активных действий по вовлечению их в государственную жизнь.) Впрочем, подобное отношение к Петру присуще не только старообрядцам . Скажем, возникшие в середине XIX столетия славянофилы так же весьма скептически воспринимало петровские реформы, считая их основой большинства российских проблем. Согласно господствующим у данного течения представлениям, Петр, вводя в стране европейские порядки, привел общество к расколу на «прозападное дворянство» и народ. Что и стало основанием для страданий последнего и проблем первого. Впрочем, подобные идеи сохранились и после заката славянофильства…

Это, помимо всего прочего, было связано с нарастающим в России пониманием раскола общества, в реальности вызванного сложными процессами развития и деградации существовавшего государственного устройства. И, прежде всего, тем, что поставленное перед необходимостью очередного витка модернизации государство старалось выжать из податных сословий очередные гроши. А сословия неподатные – и, прежде всего, дворянство – напротив, старалось максимально поддержать. Что вело к тому, что последнее обнаглело окончательно в плане манкирования своими обязанностями. Впрочем, разбирать причины нарастающего в Российской Империи кризиса надо отдельно – тут же можно отметить только то, что признать подобное тогда никто не мог. Результатом чего стали лихорадочные попытки исправить текущее положение – но без затрагивания указанных высших сословий. Отсюда возникла утопия «симфонии власти и народа» -ситуации, в которой все противоречия устранялись через то, что каждый член общества «фокусировался» бы на лучшем исполнении возложенных на него функций. Т.е., того, что впоследствии будет названо «корпоративным государством».
Через несколько десятилетий эта самая утопия воплотится в жизнь – правда, не в России, а в Европе: сначала в Италии, а затем – и в Германии. Что, в свою очередь, приведет к катастрофическим жертвам.

Но в России конца XIX века данная утопия оказалась невозможной – как говориться, Бог отвел! Тем не менее, ее влияние на «консервативную» часть «интеллектуального общества» оказалось достаточно серьезным для того, чтобы указанное «славянофильское» представление о Петре снова стало актуальным. Его «западничество» - особенно по отношении к Церкви – снова стало казаться тем моментом, который лишал распадающуюся Империю своей основы. Правда, самое забавное тут было в том, именно проведенная модернизация позволила стране как раз и обрести условия, необходимые для появления в ней тех самых «консервативных мыслителей», что ополчались на царя-реформатора.


Поэтому, отрицая сделанные Петром изменения, как приведшие к невозможности «симфонии», эти самые «мыслители» совершали… акт самоотрицания, поскольку в иных условиях предполагать наличие светских «учителей благочестия» было невозможно. Впрочем, эта самая невеликая потеря из возможных. А точнее сказать, совсем не потеря, если учитывать уровень мышления указанных консерваторов. Гораздо важнее было иное – то, что само существование Российской Империи, как относительно развитого и мощного государства, способного противостоять претензиям западных держав, основывалось как раз на том самом «расколе» и «разрушении древнего благочестия». Ведь указанное «противостояние Европе» основывалось, прежде всего, на современной армия, живущей по совершенно иным законам, нежели «принятые у дедов». А так же – на наличии заводов, фабрик, интендантской и транспортных служб, медицины и т.д. и т.п. А главное – на образовании, причем, образовании не религиозном, а светском, европейском, если так можно сказать.

То есть, на том самом, что неизбежно провоцирует вольнодумство – и, кстати, не только у нас, но и в Европе. Так что приходится выбирать: или офицеры, инженеры, чиновники и т.д., способные противостоять своим «аналогом» Запада. Или – древнее благочестие и умиротворение. Которое, однако, так легко рушится регулярными армейскими соединениями и возможностями современной промышленности. Кстати, перед россиянами конца 19 столетия был очень хороший пример того, что могло бы быть в стране, если бы Петр не «поднял ее на дыбы». Это история Цинской Империи – державы намного более богатой и населенной, нежели допетровская Россия, но закончившей свои дни в потрясающе жалком состоянии. В которще она попала потому, что Великобритания посредством потрясающе слабых сил – в первой Опиумной войне с английской стороны участвовало всего 4000 солдат против 880 тысяч (!!!!) китайских – смогла навязать свои, крайне неравноправные условия. Что прекрасно показало, что «древнее благочестие» и «дедовы заветы» - это откровенное дерьмо по сравнению с современной армией и флотом.

Впрочем, судя по всему, данный пример все же учитывался российской элитой, и поэтому официально изменять отношение к Петру все-таки не стали. Так он и остался «царем-реформатором» до самой Революции. Пресловутым «Медным Всадником», которого почитали, как значительного деятеля в истории государства, но неявно полагали слишком «крутым» и, возможно даже, не совсем положительным. Впрочем, самое интересное тут даже не это, а то, что, в послереволюционное время, когда отношение к царям стало не сказать, чтобы доброжелательным, Петру был сделано некоторое исключение. (Ну, не сразу конечно – сразу его вместе с другими скопом занесли в разряд «тиранов».) Дескать, он паразит и эксплуататор трудового народа, конечно – однако пользу принес немалую. В том плане, что именно Петр создал те самые условия, в которых стало возможным появление СССР. (Например, он стоял у истоков русской промышленности и, следовательно, рабочего класса.) Да и само осознание того, что Россия – не Индия – в смысле, не ограбленная колония какой-нибудь мировой державы – так же присутствовало.

Ну, и разумеется, завершая разговор о Петре – а точнее, об отношении к нему – нельзя не упомянуть тот факт, что в настоящее время он так же считается крайне неоднозначной личностью. В том смысле, что его реформы опять-таки подвергаются атаке – причем, с двух сторон: разумеется со стороны «неоконсерваторов», помешанных на религии, считающих ее основой жизни и, разумеется, не могущих простить императору «опускание» Церкви. И со стороны… «либералов-западников», что, как раз и представляет собой «историческую новость» - поскольку именно либеральные силы всегда отличались «пропетровским» настроем. (Почему – говорить излишне.) Однако современные «либералы» вменяют Петру его «тиранию», «попирание свобод»(!) и даже «страдания простого народа»(!).
Подобное может показаться странным, даже если не учитывать того, что пресловутые «страдания» вряд ли превышали «средние по эпохе», а какую-то особую тиранию Петр проявлял исключительно к боярским родам. (С раскольниками боролся и его отец, причем как бы не более активно.) Тем более, если учесть, что результатом этого стало появление того самого образованного слоя, из которого и происходят наши «либералы». Однако современный «либерал» отличается от либерала в классическом понимании двумя вещами: во первых, полным невежеством, а во-вторых, полной концентрацией на личном в противовес общественному. Поэтому то, что Петр порол, а порой – и рубил головы – ради процветания державы, а самой возможности ее независимого существования, не является для них значимым аргументом. (Впрочем, для некоторых из «либералов» как раз независимость России и выступает главной причиной ненависти к Петру. Поскольку он не дал «умной державе завоевать глупую».)

И вот тут то, после упоминания наших «либералов», как раз и наступает момент, когда можно перейти ко второму «фигуранту» нашей темы. А именно – к Николаю Второму. Дело в том, что отношения к нему, в какой-то мере, обратны отношениям к Петру. Причем, не только в том смысле, что последний – как уже говорилось – выступает «открывателем» Российской Империи, а первый ее «закрывателем». И не только в том, что, в отличие от Петра, которого в российском общественном сознании наделяют способностью выигрывать все войны (не смотря, например, на вчистую проигранный Прутский поход), Николаю приходится занимать печальной место «дважды проигравшего». То есть, не только потерпевшего поражение в Русско-Японской войне – что особенно обидно, учитывая, кто был нашим противником, но и начавший Первую Мировую, которая так же не может считаться «победой русского оружия». И хотя последний царь формально не виновен в развале армии 1917 года – он отрекся раньше, нежели это случилось – тем не менее, тень данного провала ложится именно на него.

Однако даже при этом данный правитель находит своих сторонников. Правда, как можно заметить, их аргументы оказываются совершенно иными, нежели у сторонников Петра. Например, тут огромное значение имеет та поддержка, которую царь оказывал Церкви – ведь именно с Николаем связан тот «ренессанс» религии, который наступил начале XX века. Разумеется, нельзя сказать, что предшественники последнего царя не вкладывали средств в указанное направление: нет конечно, роскошные храмы строились весь дореволюционный период, а жизнь церковных иерархов назвать бедной не повернулся бы язык. Однако с петровских времен практически всегда было понимание вторичности религии по отношению к государству. (Что определялось самим местом Церкви в общественном устройстве, занимающей место «министерства по делами религии.) Николай Александрович же, судя по всему, придавал этому иституту гораздо большее значение.

Впрочем, это относится не только к церкви. Самый конец XIX – начало XX века прошло под знаменем «рерусификации», «возвращения к истокам». Разумеется, настолько, насколько это было можно в сложном обществе данного времени. А «можно» было не сказать, чтобы очень сильно. Тем не менее, обращение к «московскому периоду» в это время наблюдается повсеместно – в пресловутом «русском стиле» архитектуры, в литературе, изобразительном искусстве, театре и т.д. Причем, сейчас тяжело сказать, насколько это течение происходило «спонтанно» - в том смысле, что под действием указанной выше необходимости разрешения проблемы общественного разделения – а насколько инициировалось действиями правительства. Но, в любом случае, последнее оказывало «рерусификаторам» поддержку.

Сейчас трудно сказать, что было тому причиной – особенно на фоне того, что даже тогда понятно было, что за пределы чисто декоративных функций данный процесс выйти неспособен. (Как уже говорилось, Российская Империя основывалась именно на петровских преобразованиях, и попытки «перетащить» ее на иные основвания были тщетны.) Тем не менее, определенная «надежда на архаику» у царя была, что проявлялось в странной уверенности, что указанный распад может быть не окончательным, что есть еще та основа, которая способна удержать Россию на плаву. Именно отсюда проистекает и некое благоволение императора к ультраправым – вроде черносотенцев – и попытка усиления религиозной компоненты, и абсолютно нелепая ситуация с Распутиным. (Который, судя по всему, рассматривался Николаем, как некий «медиатор» в плане «контакта с народом».)

Результат всего этого, впрочем, оказался плачевным – История очередной раз жестко доказала абсурдность надежд на архаизацию. Впрочем, винить Николая в том, что он не смог до подобного дойти своим умом, было бы глупо – для этого надо иметь иной склад мышления, нежели тот, что являлся (и является) нормой. Кроме того, можно указать на то, что царь не клал все яйца в одну корзины – в том смысле, что, помимо указанной «рерусификации» занимался еще и «классической» государственной деятельностью абсолютно в «петровском» смысле. То есть – строил дороги, развивал армию, промышленность и науку. Однако и данная деятельность оказывалась бессмысленной на фоне нарастающего кризиса. В результате чего – практическое поражение в Мировой Войне, случившееся, конечно, после ухода Николая, но полностью на основании тех предпосылок, что возникли при нем. Не помогли даже чрезвычайные меры, вроде попытки государственного регулирования промышленности или … продразверстки. Да, последняя была введена еще в декабре 1916 года для решения проблемы снабжения армии и городов – но, разумеется, была закономерно провалена.

В результате чего Николай Второй приобрел не только сомнительную славу последнего русского царя, но и закончил свои дни известно каким образом. А Россия оказалась погруженной в катастрофическую смуту, выйти из которой удалось только благодаря умелым действиям вновь пришедших сил. Впрочем, последнее – тема отдельного разговора, тут можно отметить только то, что для указанного выхода потребовалось осуществить перестройку общества, на порядки превышавшую петровские реформы. Именно эта самая масштабность, всеохватность и стала основанием для спасения страны – а вовсе не жесткость и жестокость новой власти, как это любят говорить ее противники. Собственно, то же самое – но только, разумеется, в меньшем масштабе, можно говорить и про петровское время. Для которого как раз активное стремление Императора к изменению Руси, его последовательность в данном деле и стали основанием для превращения Московского Царства в Российскую Империю. Что же касается Николая Второго, то для него характерно как раз обратное представление - стремление к «катехону», к удерживанию текущего положения тогда, когда требовалось его изменение.

Именно поэтому и результаты правления двух императоров оказались обратными. Не патологическая жестокость Петра, и не менее патологическая бесхребетность Николая – как это принято считать в рамках исторической мифологии – привела первого к победе, а второго к поражению, а совершенно иное. На самом деле, Петр вряд ли был особенно жесток для своего времени, а Николай – обладал неплохими деловыми качествами и сильной волей. Но первый «попал в волну истории» - сейчас трудно сказать, как и благодаря чему. А второй – приложил все силы, чтобы уклониться от нее. Ну, и просрал… проиграл свое царство. И, таким образом, остался в истории, как Николай Второй Кровавый или Царь-Тряпка – в отличие от Петра Великого. Разумеется, можно сказать, что это не заслужено. Но что поделаешь, исторических деятелей судят, как уже было сказано, не за личные качества, а совершенно за иное…

Разумеется, не церковного, XVII века – а того, что принято называть Великой Октябрьской Революцией и Гражданской войной. Изучение этого раскола сейчас очень популярная тема – особенно в совокупности с тем, что обычно именуется «национальным примирением». Дескать, мы единая страна, поэтому «красным» и «белым» надо взять, и забыть свои противоречия, примириться перед угрозой некоей «внешней опасности». Или вообще, примириться, чтобы не тратить силы на бессмысленную борьбу друг с другом. Подобные высказывания давно уже стали обыденностью в нашем мире – правда, обыкновенно, люди, говорящие о «примирении», подразумевают под ним нечто специфическое. А именно – они считают, что «примиряться» должны именно «красные», поскольку они и заварили ту самую бучу, что стала впоследствии Гражданской войной.

А «белые» должны еще подумать – принимать или не принимать это «примирение». И, может быть, после того, как их противники отрекутся практически от всего, что было для них дорого, и примут «белые» ценности, они сделают жест «доброй воли». И, так и быть, перестанут считать «красных» выродками. А может быть – и не перестанут. Но, по крайней мере, позволят «красным» иметь свой маленький уголок, где бы последние могли бы гордиться своими маленькими победами – вроде 9 мая 1945 года или 12 апреля 1961 . И своими маленькими героями: нет, разумеется, не Лениным или Сталиным – этих-то упырей никто никогда не отмоет. А всякими там разными Гагариными, Королевыми, Курчатовыми, Папаниными, Чкаловыми, Матросовыми, Гастелло, Жуковыми – ой нет, этот тоже «мясник»… В то время, как они, истинные носители русского духа, прославляют своих истинных титанов – вроде Колчака и Маннергейма.

Подобное отношение, как уже было сказано, объясняется тем фактом, что «красные» считаются априори виновными во всем случившемся. Но объективно ли это? И так ли «белы и пушисты» «белые» - даже без учета того, что они делали уже после начала войны? В том смысле, что насколько верным является предположение о том, что последние являются всего лишь жертвами обстоятельств, лишивших их положения в обществе, достоинства и собственности? На самом деле подобные вопросы далеко не праздны – и абсолютно неочевидны. Очень сильно неочевидны – если учесть особенности предреволюционной социодинамики. Частично об этом было сказано в прошлой части, но так, в основном, разбирались «общемировые процессы». Нам же, в рамках поставленной темы, интересны более «локальные», внутрироссийские явления – впрочем, тесно связанные с мировыми. Их то мы и рассмотрим.


* * *

И, прежде всего, отметим, что к 1917 году Российская Империя оказалась в типичной ловушке. ( Read more... )