anlazz

Итак, для понимания того, почему создание «детальной программы» построения светлого будущего в настоящее время является невозможной задачей, а так же того, что же надо делать в подобном случае, необходимо еще раз обратится к уже не раз помянутой «модели Ефремова-Стругацких». (То есть , к тому самому привычному – для жителей постсоветского пространства – образу коммунистического мира, описанному в произведениях Ивана Антоновича Ефремова и братьев Аркадия и Бориса Стругацких.) Разумеется, стоит понимать, что созданные указанными писателями «модели» сильно различаются – собственно, об этом не раз говорилось, в том числе, и в данном блоге. Однако, при всем этом, есть в данных произведениях и одно общее – а именно, уверенность в том, что помимо привычного для нас иерархически-конкурентного поведения, вполне возможно и совершенно иной способ взаимодействия с людьми.

Собственно, это и есть самое главное, что позволяет объединить два совершенно различных «мира», созданных совершенно различными писателями, в одну «модель». Поскольку именно через указанный механизм – т.е., через замену конкурентного поведения кооперативным – и осуществляется, по сути, создание коммунистического общества. Однако можно сказать и еще больше: то, что у указанного «механизма» - несмотря на «разность авторов» - была, по существу, одна и та же «генетика». А именно – и Ефремов, и Стругацкие основывали свои произведения на тех особенностях, которые проявлялись в советском обществе 1950 годов.

Кстати, братья особо этого и не скрывали – они так и заявляли, что «…мы поняли, кем надлежит заполнить этот сверкающий... мир: нашими же современниками, а точнее, лучшими из современников – нашими друзьями и близкими, чистыми, честными, добрыми людьми, превыше всего ценящими творческий труд и радость познания…» (Борис Стругацкий) Причем, тут сразу стоит понять, что говоря о «лучших современниках», Борис Аркадьевич имел, судя по всему, тех людей, с которыми сам работал в Пулковской обсерватории – то есть, том учреждении, которое и стало одним из оснований «Понедельника, который начинается в субботу», да и вообще, всего «мира Полудня». Происходило же это в конце 1950-начале 1960 гг., поскольку уже к концу 1960 годов Борис Стругацкий «превратился» в «профессионального литератора» - т.е., лицо, имеющее весьма условные связи с «миром». Поэтому и в «Полдне», и «Понедельнике», ИМХО, описываются скорее, «пятидесятники», нежели «шестидесятники» - если, конечно же, говорить о подобном понятии в «хронологическом смысле». (Или же стоит понять, что «шестидесятники» в классическом смысле – это люди, «сформировавшиеся» в 1950 годах.)

Впрочем, подробно разбирать все это надо отдельно. Тут же можно только засвидетельствовать, что само появление «мира Полудня» братьев невозможно рассматривать вне отрыва от момента его создания. Что же касается Ефремова, то «генетическую связь» его произведений с советским обществом 1950 годов я уже не раз рассматривал.( Read more... )

В прошлом посте, посвященному вопросу о невротизации современного общества и психических расстройствах современных людей, была затронута довольно интересная тема. А именно – вопрос о том, какое же общественное устройство является наиболее комфортным для человеческой психики, при каких социальных отношениях она (эта психика) работает наиболее оптимальным образом. Причем, тема эта интересна даже не сама по себе - хотя и в указанном плане тут можно найти много чего ценного - а еще и в связи с тем, что она находится на линии соприкосновения с еще более популярным предметом обсуждения. А именно - с идеей о пресловутом «новом человеке» - который, якобы, жизненно нужен для построения некапиталистического общества.

Ведь практически при любом упоминании необходимости смены общественного устройства всегда находится немало людей, которые заявляют: «да, надо изменить социум, перейти от безумной траты ресурсов на потребление/конкурентную борьбу/военные нужды и т.д. и т.п. Однако для этого нужен совершенно иной человек». То есть – вроде бы и хорошо было сменить общественный строй, но, к сожалению, сделать это так просто не получится, поскольку для этого нового строя не существует подходящих «элементов». Впрочем, встречаются и варианты, в которых указанного «нового человека» предлагают «вывести» - вплоть до изменения человеческого генома – и только после этого получить возможным изменения общества. (Правда, тут возникает вопрос: «Зачем подобное выведение нужно в капиталистическом мире? Чтобы получить себе могильщика?)

В любом случае, тут подразумевается, что для именно конкурентное поведение есть норма – а все остальные его типы могут существовать только лишь в условиях сильного давления. В лучшем случае – личного, т.е., надо «победить в себе зверя». (Подавить «звериные инстинкты.) Ну, а в худшем, разумеется, считается, что перестать быть скотом человек может только благодаря внешнему насилию. Впрочем, последняя идея вообще может считаться господствующей в современном мире – поскольку ее исповедуют не только сторонники (гипотетические) «нового общества» - те, которые, в принципе, «за него», но вот только не видят, как подобное общество построить. Но и, разумеется, его противники – считающие именно капитализм с его всеобщей конкуренцией «естественным состоянием» человека, а все остальное – «насилием над человеческой природой».

Последние, кстати, особенно любят выводить действующие «законы общества» из «законов животной стаи»: Дескать, есть «альфа-самец», который покрывает всех самок – и, следовательно, всегда должны быть богатые и бедные. (Правда, даже в рамках данной картины мира непонятно – как от оплодотворения гарема самок перейти к концентрации производства в одних руках. Но, разумеется, подобные неясности противникам коммунизма нисколько мешают.) Впрочем, смотрится это очень и очень забавно – поскольку для любого, более-менее знающего историю, человека очевидно, что между пресловутой «обезьяньей стаей» (стадом?) и нынешним социальным устройствам лежит огромный период, собственно, человеческого существования. В рамках которого основным способом организации социальной жизни выступала вовсе не конкуренция – а совершенно обратные вещи( Read more... )

Итак, после прошлой части, в которой разбиралась основная причина изменения психологии (а точнее, поведения) людей в будущем, пришло время разобрать само это поведение. И выяснить, что же изменится в условиях, когда будет ликвидировано классовое деление – причем, ликвидировано окончательно. О том, что происходит при начале данного процесса мы, в общем-то, знаем – вспоминая пример СССР. Причем, знаем и те положительные изменения, который это несет, и то огромное сопротивление, которое оказывают данному переходу пережитки старой системы. Однако, как уже не раз говорилось, переход к нашему обществу будущего – тема совершенно иного разговора, тут же рассматривается другое. А именно, то, что произойдет со многими привычным для нас вещами тогда, когда вековая мечта человечества, наконец-то, осуществится – и вместо мира, разделенного на «высших» и «низших» возникнет совершенно иное состояние.

И многие, столь привычные для нас, представления при этом окажутся отвергнутыми. Так, может получиться – и, с огромной вероятностью, получится – так , что вместо столь знакомого нам по разного рода фантастике «мира будущего», представляющего собой совокупность мегаполисов и мощных транспортных сетей, человечество ждет совершенно иная жизнь. И все то «движение к будущему», что мы наблюдаем сейчас, с его мегаполисами, фантастическими транспортными затратами и т.д. – это, всего-навсего, «лебединая песня» классового общества, его максимальное достижение перед неизбежным концом. (Причем, если честно – достижение сомнительного качества.) То же самое ждет и при рассмотрении изменений самих людей – когда самые разнообразные модели поведения, предлагаемые нам писателями и учеными, в реальности в этом самом будущим вряд ли будут популярными. И наоборот – в нем осуществиться многое из того, что кажется сейчас невероятным, а порой даже анекдотичным.


* * *

Но, прежде всего, стоит сказать – что данное будущее не даром было названо в прошлых частях «неообщинным». Поскольку этим подчеркивается завершение одного из «больших кругов» истории, и возврат на новом уровне к тому, от чего человечество ушло тысячи лет назад. И, прежде всего, это относится к изменению взаимоотношений индивида и коллектива. А точнее – к изменению самих понятий «индивид» и «коллектив», которые в настоящее время имеют достаточно четкую привязанность к классовому устройству. Основной особенностью данного положения является то, что всякая «сущность» в нем стремится к защите своих «личных» интересов – при этом указанное свойство относится не только к индивидам, но и к социальным системам. Ведь в отсутствии таковой защиты указанной «сущности» грозит неминуемая гибель. Сожрут – тем или иным способом. Поэтому современная жизнь – а равно, жизнь в течение тысяч лет классового разделения – это постоянная война, война каждого с каждым.

И именно победе в ней – а точнее, выживанию, поскольку победить в «бесконечной битве» невозможно – и посвящены все существующие модели поведения, все «психологические механизмы», формирующие человеческую личность. Вплоть до самых сакральных – таких, как «общение с Высшими Силами». Ведь, как это не удивительно – но само появление религиозных верований, отличной от мифологии в «классическом понимании», во многом, связано с той самой «сверхзадачей», которую постоянно решает наше сознание в мире «вечной войны». А именно – со стремлением «выгородить» определенный, хоть немного менее инфернальный участок общественной жизни. В случае религии это понятно – «верующие» (община, конфессия) рассматривается, как в определенной степени «свои», то есть, люди, по отношению к которым можно хоть как-то снизить уровень тревожности, хоть немного меньше ожидать от них «удара в спину». (Разумеется, у религии есть и иные причины, но базисной, превращающей Веру в собственно, Церковь, надо считать именно эту.) Но, к сожалению, в большинстве случаев это самое желание обрести «близких в Боге» оказывается невыполнимым. ( Read more... )

Итак, какое же оно будет – общество, вернувшееся к «общим» целям? Его можно было бы назвать «неообщинное общество», но понятие «община» настолько отяжелено архаикой, что ничего хорошего из данного определения не выйдет. Так что пусть будет просто – «общество будущего». Именно это наименование мы и будем использовать. Так вот, как уже не раз говорилось, это самое общество будущего окажется для нас совершенно неожиданным – во всяком случае, по сравнению с тем, что обычно подразумевается под указанным понятием. Дело в том, что большинство образов, создаваемых не только фантастами, но и футурологами (то есть, вроде бы людьми «учеными»), основывается в основном на концепции «продленного настоящего». В том смысле, что видят то, что будет, исключительно как продолжение того, что есть. (Ну, или в качестве прямого отрицания того, что есть – что не сильно меняет общую идею.)

Так возникает концепция «супермегаполиса», столь популярная и в «положительных» фантастических мирах, и в «отрицательных». Разница только в том, что в одном случае эти самые супермегаполисы видятся обеспечивающими всем населяющим их жителям нужные блага – пускай и не бесплатно. А в другом полагается, что этих благ на все хватит. Кстати, конечным вариантом последнего варианта выступает значительная часть т.н. «постапокалипсиса» - т.е., общества, сложившегося после какой-нибудь крупной катастрофы. В основном – после ядерной войны, но может быть и какая-то иная причина массовой гибели и разрушений. Правда, в случае с глобальным ядерным ударом именно мегаполисы должны быть уничтожены прежде всего – так что находиться на их радиоактивных руинах является не самой лучшей идеей. (Впрочем, если даже допустить существование подобного мира – то он, в любом случае, будет сельскохозяйственным, и о крупных городах тут придется надолго забыть.)

Появление подобной концепции («супермегаполиса») вполне объяснимо – дело в том, что в последние два столетия идет непрерывный процесс концентрации населения. Но при этом упускается тот факт, что вызывается она достаточно специфичными факторами, о которых говорилось в прошлых частях .А именно – сверхконцентрация населения нужна исключительно для одного. Для максимизации прироста капитала. Причина проста – поскольку капитал есть отчужденный труд, то его рост прямо зависит от того, у скольких рабочих он был отчужден. То есть, чем больше людей можно согнать в одно место – тем больше капитала можно у них отобрать. В итоге за два столетия количество лиц, связанных с одним и тем же капиталистом выросло на несколько порядков – и если в конце XVIII века сто работающих на фабрике считалось очень большим, то к началу века XX и 10 000 человек не рассматривалось, как предел. А к концу указанного столетия почти не осталось и отдельных фабрик, не связанных в сложную корпоративную структуру.

Собственно, это и породило взрывной рост городов, где начали собираться миллионы – вначале рабочих, а затем и служащих. Тех, кого сейчас именуют «офисным планктоном». Я не буду тут рассматривать данный слой – поскольку он требует отдельного разговора( Read more... )