![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
В очередной раз прочел о том, что «для русских свойственна справедливость». И что, дескать, именно этим они отличаются от иных, менее «этически ценных» народов». Впрочем, данное выражение встречалось мне не только в положительной коннотации: например, существует мнение о том, что именно справедливость, как «базовая ценность» нашегоо народа может мешать развитию нормального бизнеса. В том смысле, что бизнесмены в подобной системе никогда не могут занимать высокого – с «этической точки зрения» - положения, а значит, они и вести себя должны соответственно. (Не как «хозяева положения», а как временщики, которые понимают, что занимаются небогоугодным делом.) Впрочем, это относится не только к бизнесменам – но и к чиновникам, выступающим в рамках указанных отношений такими же «паразитами». Что так же ведет к ухудшению их качества и соответствующему снижению эффективности государства…
Подобные идеи, например, любит высказывать Фритцморген. Можно даже сказать, что для него плохое отношение к государственным служащим высокого ранга является главной бедой России – а вот если бы его удалось преодолеть… Впрочем, о том, что было бы, если бы это удалось преодолеть, Фритцморген предпочитает не говорить – поскольку сложно понять, что бы тогда изменилось. Ведь, собственно, непонятно, как мешает нашим чиновникам их «всеобщее осуждение» со стороны людей, которые стоят ниже их по иерархической лестнице. Да и для бизнесменов указанная проблема находится где-то около нулевой отметки. В конце концов, если кто хочет – то может быть (за соответствующую плату) вознесен на самую верхушку официального общественного мнения, объявлен меценатом и вершиной доброделетей. (А неофициальное – т.е., неизвестное – мнение кого может волновать?)
* * *
Что же касается справедливости… Что же касается справедливости, то, ИМХО, ее можно найти практически во всех этических системах – не важно, идет ли речь о России, Западе или Востоке. С одной лишь особенностью – эта самая этическая категория всегда относится к сфере общественного производства. Поскольку именно в нем – и только в нем – она имеет смысл. В том смысле, что справедливость, сама по себе, выступает фактором, определяющим соотношение количества усилий, вложенных в данное производство – и количество полученных при этом благ. Да, разумеется, эти блага могут получаться не прямо, а путем сложных и порой неочевидных процессов, вроде разнообразных актов обмена – но всегда, в конечном итоге, их «баланс» должен сходиться. В том смысле, что среднее количество «входящих» в производственный процесс составляющих (включая затраты труда) должно быть равно среднему количеству «исходящих». (Точнее, последних может быть чуть больше – но не в коем случае, не меньше.)
А вот для случая «изъятия» производимого – не важно, прибавочного продукта или прибавочной стоимости – никаких подобных соотношений уже не нужно. Можно вообще все забрать – как это происходит, например, при набегах кочевников. Пускай после этого останется пустая земля – это никого не волнует: следующий раз можно будет «набегать» в другое место. Планета большая, на всех хватит! Впрочем, как показала практика, гораздо более выгодной тактикой выступает оставление ограбляемым части произведенного ими – в количестве, достаточном для их (ограбляемых) воспроизводства. Поскольку тогда можно будет через определенное время изымать вновь созданный прибавочный продукт – и так в идеале до бесконечности. Впрочем, это в идеале – поскольку, как известно, подобный образ жизни: не работать, а потреблять – является крайне привлекательным, а значит, через определенное количество времени число «изымателей» будет расти. (А число производителей падать.) И, в конечном итоге, рано или поздно ситуация придет к первому варианту…
Впрочем, все это в рамках указанной темы уже избыточно. Поскольку нам важно одно: справедливость есть категория производителей, и не более того. В смысле, что никаких «национальных» особенностей, заставляющих одни народы делать ее своей доминантой, а других ее отрицать – не существует. Однако понятно, что если, например, среди какой-то «нации» существует значительное число «изымателей» - например, в условиях активной колонизаторской политики – то, в среднем, для нее справедливость будет находиться в самом низу «этической пирамиды». Но именно «в среднем», поскольку рабочие и крестьяне (и даже мелкая буржуазия, не вовлеченная в «колониальные дела») тут так же будут стремиться к справедливости. (Даже если «официальная мораль» и декларирует несколько иные ценности.)
И наоборот – если условия жизни определенного социума активную колонизационную деятельность ограничивают, а то и вообще, ставят его перед опасностью самому стать колонией, то для него «трудовые ценности» (в том числе, и справедливость) оказываются доминирующими. Собственно, именно это и можно сказать про Россию. (Для которой «мощность» возможного неэквивалентного обмена с «дикими племенами» - скажем, в Сибири была довольно слаба. Ее хватило не более, нежели на сто лет – в отличие от более, чем полувека торжества западной колониальной политики.) Поэтому тут приходилось, действительно, заниматься только производством – причем, порой даже высшим слоям общества. (Как это было, например, при Петре Великом.) Поскольку в данном случае «производственный комплекс» в качестве необходимого элемента должен был включать и мощную систему его защиты. (Если те же татары совершают набеги раз в несколько лет, то никакая хозяйственная деятельность невозможна.)
* * *
Однако это не значит, что данное качество «впиталось» русскими в их «кровь» и воспроизводится ими по умолчанию. Разумеется, нет: стоило указанной опасности значительно снизится – скажем, после побед русской армии в XVIII веке – и от «справедливости, как основы существования» страны не осталось и следа. Скорее наоборот – появилась система, в которой можно было осуществлять изъятие прибавочного продукта чуть ли не в колониальных масштабах, приводящих к практической деградации всей имеющейся жизни. Чем, собственно, и занимались помещики и многие государственный деятели периода «золотого века» Российской Империи. Занимались, занимались – и «дозанимались» сами знаете до чего. А именно – до того, что практически весь правящий класс оказался чисто паразитическим – и был закономерно отброшен. После чего было провозглашено общество, основанное исключительно на объединении лиц, занимающихся производством. С провозглашением справедливости одной из главных ценностей бытия.
То есть – не гипотетическая «русская нация» выступила основанием для создания «справедливой этики», а тот банальный факт, что в данном месте было невозможно существование постоянного «класса паразитов». То есть, говоря проще, справедливость есть понятие не национальное, а классовое. (И если та же Россия в определенный период своего классового существования и показывала приоритет указанной этической системе, то это определялось только тем, что высшие классы определенным образом осознавали: без национального производства им смерть. Не только каким-то Ивашкам и Петрушкам из бесчисленных деревень – а именно им, знатным и богатым, поскольку татары или, скажем, шведы не слишком любили выяснять «древность рода». Поляки вон русского царя и наследника Рюрика на цепь сажали – и ничего.) Ну, а о СССР в данном контексте и говорить нечего: СССР изначально был государством-производством, и ничем более.
Но разумеется, именно поэтому тогда, когда указанное производство перестает казаться нужным, любой, пусть даже «самый-самый русский» начинает показывать этические качества, ничуть не отличаемые от пресловутых «англосаксов». (Т.е., от представителей английской элиты, сделавшей свои богатства на колониальном грабеже.) Даже если он когда-то и давал клятвы верности идеям справедливости – не важно, «православного» ли формата или коммунистического. Поскольку если субъект занимается утилизацией, то ему надо быть жадной сволочью – и никем иным. (Так что удивляться тому, что нынешние олигархи или чиновники были когда-то пионерами и комсомольцами смешно – поскольку они именно были, а не являются ими сейчас.) Ну, и разумеется, не стоит думать, что те же американцы, лишенные возможности жить в мире, в котором неэквивалентный обмен – не важно, через колониальный грабеж, через изъятие прибавочной стоимости у рабочих, или через печатанье долларов и рост госдолга – является главным способом выживания, будут чем то отличаться от русских. В том случае, разумеется, когда они будут включены в единую производственную систему. (Как это было с множеством народов СССР – абсолютно различных по «исходному менталитету», но ставших практически братьями в рамках социалистической экономики. Правда, это работает только в том случае, когда нет возможностей пользоваться другими стратегиями – как это было в период распада «советского мира».)
Так что еще раз: общественное производство, общественное производство и еще раз, общественное производства. И никаких «менталитетов» и прочей «примордиальности»…

Подобные идеи, например, любит высказывать Фритцморген. Можно даже сказать, что для него плохое отношение к государственным служащим высокого ранга является главной бедой России – а вот если бы его удалось преодолеть… Впрочем, о том, что было бы, если бы это удалось преодолеть, Фритцморген предпочитает не говорить – поскольку сложно понять, что бы тогда изменилось. Ведь, собственно, непонятно, как мешает нашим чиновникам их «всеобщее осуждение» со стороны людей, которые стоят ниже их по иерархической лестнице. Да и для бизнесменов указанная проблема находится где-то около нулевой отметки. В конце концов, если кто хочет – то может быть (за соответствующую плату) вознесен на самую верхушку официального общественного мнения, объявлен меценатом и вершиной доброделетей. (А неофициальное – т.е., неизвестное – мнение кого может волновать?)
* * *
Что же касается справедливости… Что же касается справедливости, то, ИМХО, ее можно найти практически во всех этических системах – не важно, идет ли речь о России, Западе или Востоке. С одной лишь особенностью – эта самая этическая категория всегда относится к сфере общественного производства. Поскольку именно в нем – и только в нем – она имеет смысл. В том смысле, что справедливость, сама по себе, выступает фактором, определяющим соотношение количества усилий, вложенных в данное производство – и количество полученных при этом благ. Да, разумеется, эти блага могут получаться не прямо, а путем сложных и порой неочевидных процессов, вроде разнообразных актов обмена – но всегда, в конечном итоге, их «баланс» должен сходиться. В том смысле, что среднее количество «входящих» в производственный процесс составляющих (включая затраты труда) должно быть равно среднему количеству «исходящих». (Точнее, последних может быть чуть больше – но не в коем случае, не меньше.)
А вот для случая «изъятия» производимого – не важно, прибавочного продукта или прибавочной стоимости – никаких подобных соотношений уже не нужно. Можно вообще все забрать – как это происходит, например, при набегах кочевников. Пускай после этого останется пустая земля – это никого не волнует: следующий раз можно будет «набегать» в другое место. Планета большая, на всех хватит! Впрочем, как показала практика, гораздо более выгодной тактикой выступает оставление ограбляемым части произведенного ими – в количестве, достаточном для их (ограбляемых) воспроизводства. Поскольку тогда можно будет через определенное время изымать вновь созданный прибавочный продукт – и так в идеале до бесконечности. Впрочем, это в идеале – поскольку, как известно, подобный образ жизни: не работать, а потреблять – является крайне привлекательным, а значит, через определенное количество времени число «изымателей» будет расти. (А число производителей падать.) И, в конечном итоге, рано или поздно ситуация придет к первому варианту…
Впрочем, все это в рамках указанной темы уже избыточно. Поскольку нам важно одно: справедливость есть категория производителей, и не более того. В смысле, что никаких «национальных» особенностей, заставляющих одни народы делать ее своей доминантой, а других ее отрицать – не существует. Однако понятно, что если, например, среди какой-то «нации» существует значительное число «изымателей» - например, в условиях активной колонизаторской политики – то, в среднем, для нее справедливость будет находиться в самом низу «этической пирамиды». Но именно «в среднем», поскольку рабочие и крестьяне (и даже мелкая буржуазия, не вовлеченная в «колониальные дела») тут так же будут стремиться к справедливости. (Даже если «официальная мораль» и декларирует несколько иные ценности.)
И наоборот – если условия жизни определенного социума активную колонизационную деятельность ограничивают, а то и вообще, ставят его перед опасностью самому стать колонией, то для него «трудовые ценности» (в том числе, и справедливость) оказываются доминирующими. Собственно, именно это и можно сказать про Россию. (Для которой «мощность» возможного неэквивалентного обмена с «дикими племенами» - скажем, в Сибири была довольно слаба. Ее хватило не более, нежели на сто лет – в отличие от более, чем полувека торжества западной колониальной политики.) Поэтому тут приходилось, действительно, заниматься только производством – причем, порой даже высшим слоям общества. (Как это было, например, при Петре Великом.) Поскольку в данном случае «производственный комплекс» в качестве необходимого элемента должен был включать и мощную систему его защиты. (Если те же татары совершают набеги раз в несколько лет, то никакая хозяйственная деятельность невозможна.)
* * *
Однако это не значит, что данное качество «впиталось» русскими в их «кровь» и воспроизводится ими по умолчанию. Разумеется, нет: стоило указанной опасности значительно снизится – скажем, после побед русской армии в XVIII веке – и от «справедливости, как основы существования» страны не осталось и следа. Скорее наоборот – появилась система, в которой можно было осуществлять изъятие прибавочного продукта чуть ли не в колониальных масштабах, приводящих к практической деградации всей имеющейся жизни. Чем, собственно, и занимались помещики и многие государственный деятели периода «золотого века» Российской Империи. Занимались, занимались – и «дозанимались» сами знаете до чего. А именно – до того, что практически весь правящий класс оказался чисто паразитическим – и был закономерно отброшен. После чего было провозглашено общество, основанное исключительно на объединении лиц, занимающихся производством. С провозглашением справедливости одной из главных ценностей бытия.
То есть – не гипотетическая «русская нация» выступила основанием для создания «справедливой этики», а тот банальный факт, что в данном месте было невозможно существование постоянного «класса паразитов». То есть, говоря проще, справедливость есть понятие не национальное, а классовое. (И если та же Россия в определенный период своего классового существования и показывала приоритет указанной этической системе, то это определялось только тем, что высшие классы определенным образом осознавали: без национального производства им смерть. Не только каким-то Ивашкам и Петрушкам из бесчисленных деревень – а именно им, знатным и богатым, поскольку татары или, скажем, шведы не слишком любили выяснять «древность рода». Поляки вон русского царя и наследника Рюрика на цепь сажали – и ничего.) Ну, а о СССР в данном контексте и говорить нечего: СССР изначально был государством-производством, и ничем более.
Но разумеется, именно поэтому тогда, когда указанное производство перестает казаться нужным, любой, пусть даже «самый-самый русский» начинает показывать этические качества, ничуть не отличаемые от пресловутых «англосаксов». (Т.е., от представителей английской элиты, сделавшей свои богатства на колониальном грабеже.) Даже если он когда-то и давал клятвы верности идеям справедливости – не важно, «православного» ли формата или коммунистического. Поскольку если субъект занимается утилизацией, то ему надо быть жадной сволочью – и никем иным. (Так что удивляться тому, что нынешние олигархи или чиновники были когда-то пионерами и комсомольцами смешно – поскольку они именно были, а не являются ими сейчас.) Ну, и разумеется, не стоит думать, что те же американцы, лишенные возможности жить в мире, в котором неэквивалентный обмен – не важно, через колониальный грабеж, через изъятие прибавочной стоимости у рабочих, или через печатанье долларов и рост госдолга – является главным способом выживания, будут чем то отличаться от русских. В том случае, разумеется, когда они будут включены в единую производственную систему. (Как это было с множеством народов СССР – абсолютно различных по «исходному менталитету», но ставших практически братьями в рамках социалистической экономики. Правда, это работает только в том случае, когда нет возможностей пользоваться другими стратегиями – как это было в период распада «советского мира».)
Так что еще раз: общественное производство, общественное производство и еще раз, общественное производства. И никаких «менталитетов» и прочей «примордиальности»…
