Предыдущий пост.
На самом деле на 2013 год ситуация с Украиной смотрелась довольно неплохо: Янукович, считавшийся тогда «пророссийским», еще в 2010 году набрал более трети голосов в первом туре и большинство во втором. (Кстати, оппонентом ему выступала так же довольно респектабельная Тимошенко – та, что в свое время прославилась заключение выгодного для «Газпрома» договора.) То есть, казалось, что население страны «наелось» прозападных политиков и, в целом, готово поддерживать тех, кто ориентирован на Россию. По крайней мере, если вести речь о Юго-Восточных областях – но они и казались тогда наиболее важными. (Как наиболее населенные и наиболее экономически развитые.)
Пресловутые националисты, кстати, по результатам указанных выборов оказались политическими карликами – тот же Тягнибок набрал менее 1,5% голосов. Надо ли говорить, что на тот момент «украинская политика» России выглядела довольно успешно. И уж конечно, мало кто ожидал той катастрофы, которая разразилась осенью 2013-зимой 2014 годов. Да, конечно, наличествующий в стране раскол был очевиден, но никто даже предположить не мог, что он выльется в однозначную победу «прозападных сил» - потому, что последние выглядели «не такими уж и силами». (Националисты же – см. чуть выше.) Однако в подобном рассуждении – которое, кстати, было присуще не только российским, но и большинству украинских политиков – был один недостаток.
А именно: он не учитывал динамику экономического движения страны. В том смысле, что начиная с самого своего появления, украинская экономика демонстрировала один постоянный тренд. А именно: деиндустриализацию, во время которой количество работ, направленных на производство благ «внутри страны» уменьшалось. А вот количество «внешних», оффшорных работ, напротив, росло. То есть – как уже было сказано в прошлом посте – все большее количество людей начинало зависеть не от внутреннего производства, а от заработков «на Западе». (Не важно, шла ли речь об уборке клубники в Польше или о написании кода по заказу американских компаний.) Эта динамика означала, что наиболее активные – и наиболее значимые – личности в стране будут неизбежно «подстраиваться» под «европейские тренды».
То есть, в «национальной экономике» оставались те, кто – по тем или иным причинам – не обладал особенной «скоростью реагирования», предпочитая стабильность инновациям. И предпочитал «не высовываться». Этот момент и определил социальную динамику последующих процессов. В том смысле, что «вестернизированная часть» украинского общества – несмотря на свои небольшие размеры – сумело очень быстро среагировать на возникшую для себя угрозу в виде «отказа от ратификации соглашения с ЕС». А поскольку она (эта часть) – по указанной выше причине – оказывалась уверена в своей «сверхценности» (ну как же – это «новая экономика»), то эта реакция состоялась в полном перераспределении себе всех «политических полномочий». (Иначе говоря, прозападные действовали, не сомневаясь в своей правоте: надо ради возможностей писать код «Мелкомягким» убивать детей Донбасса – значит, будем убивать.)
Ну, а дальше мы можем наблюдать классическое развитие ситуации, охваченной положительной обратной связью. В том смысле, что это перераспределение с самого начала очень жестко ударило по «местным производителям», а так же производителям, связанным с Россией. Лишив их необходимых ресурсов – и, как следствие, еще более «обнулив» возможности противостояния. Проще говоря, началось закрытие производств – кстати, этот процесс начался еще а 2014 году – и понижение реального уровня зарплат там работающих. (Это коснулось, конечно, и сельского хозяйства, и даже сферы реальных услуг.) А вот люди, условно «получающие в долларах» - от «заробитчан» до активистов, сидящих на западных грантах – напротив, с каждой итерацией становились все значимее и значимее.
Собственно, подобный процесс шел в свое время и в РФ, однако там на него накладывалась значительная роль ТЭКа. (Добычи и транспортировки газа и нефти.) Которому требовалось наличие хоть какой-то «национальной экономики» для успешной работы. ( Read more... )
На самом деле на 2013 год ситуация с Украиной смотрелась довольно неплохо: Янукович, считавшийся тогда «пророссийским», еще в 2010 году набрал более трети голосов в первом туре и большинство во втором. (Кстати, оппонентом ему выступала так же довольно респектабельная Тимошенко – та, что в свое время прославилась заключение выгодного для «Газпрома» договора.) То есть, казалось, что население страны «наелось» прозападных политиков и, в целом, готово поддерживать тех, кто ориентирован на Россию. По крайней мере, если вести речь о Юго-Восточных областях – но они и казались тогда наиболее важными. (Как наиболее населенные и наиболее экономически развитые.)
Пресловутые националисты, кстати, по результатам указанных выборов оказались политическими карликами – тот же Тягнибок набрал менее 1,5% голосов. Надо ли говорить, что на тот момент «украинская политика» России выглядела довольно успешно. И уж конечно, мало кто ожидал той катастрофы, которая разразилась осенью 2013-зимой 2014 годов. Да, конечно, наличествующий в стране раскол был очевиден, но никто даже предположить не мог, что он выльется в однозначную победу «прозападных сил» - потому, что последние выглядели «не такими уж и силами». (Националисты же – см. чуть выше.) Однако в подобном рассуждении – которое, кстати, было присуще не только российским, но и большинству украинских политиков – был один недостаток.
А именно: он не учитывал динамику экономического движения страны. В том смысле, что начиная с самого своего появления, украинская экономика демонстрировала один постоянный тренд. А именно: деиндустриализацию, во время которой количество работ, направленных на производство благ «внутри страны» уменьшалось. А вот количество «внешних», оффшорных работ, напротив, росло. То есть – как уже было сказано в прошлом посте – все большее количество людей начинало зависеть не от внутреннего производства, а от заработков «на Западе». (Не важно, шла ли речь об уборке клубники в Польше или о написании кода по заказу американских компаний.) Эта динамика означала, что наиболее активные – и наиболее значимые – личности в стране будут неизбежно «подстраиваться» под «европейские тренды».
То есть, в «национальной экономике» оставались те, кто – по тем или иным причинам – не обладал особенной «скоростью реагирования», предпочитая стабильность инновациям. И предпочитал «не высовываться». Этот момент и определил социальную динамику последующих процессов. В том смысле, что «вестернизированная часть» украинского общества – несмотря на свои небольшие размеры – сумело очень быстро среагировать на возникшую для себя угрозу в виде «отказа от ратификации соглашения с ЕС». А поскольку она (эта часть) – по указанной выше причине – оказывалась уверена в своей «сверхценности» (ну как же – это «новая экономика»), то эта реакция состоялась в полном перераспределении себе всех «политических полномочий». (Иначе говоря, прозападные действовали, не сомневаясь в своей правоте: надо ради возможностей писать код «Мелкомягким» убивать детей Донбасса – значит, будем убивать.)
Ну, а дальше мы можем наблюдать классическое развитие ситуации, охваченной положительной обратной связью. В том смысле, что это перераспределение с самого начала очень жестко ударило по «местным производителям», а так же производителям, связанным с Россией. Лишив их необходимых ресурсов – и, как следствие, еще более «обнулив» возможности противостояния. Проще говоря, началось закрытие производств – кстати, этот процесс начался еще а 2014 году – и понижение реального уровня зарплат там работающих. (Это коснулось, конечно, и сельского хозяйства, и даже сферы реальных услуг.) А вот люди, условно «получающие в долларах» - от «заробитчан» до активистов, сидящих на западных грантах – напротив, с каждой итерацией становились все значимее и значимее.
Собственно, подобный процесс шел в свое время и в РФ, однако там на него накладывалась значительная роль ТЭКа. (Добычи и транспортировки газа и нефти.) Которому требовалось наличие хоть какой-то «национальной экономики» для успешной работы. ( Read more... )