![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anlazzИтак, в прошлом посте было сказано, что, вопреки привычным представлениям, для перехода к «неосолидарному» устройству никакого «нового человека» - то есть, человека, у которого бы были полностью подавлены «животные инстинкты» - вовсе не требуются. Поскольку никаких «животных инстинктов» у человека и так нет. (Если не считать то, что именуется под последним пониманием в биологии – т.е. «совокупность врождённых тенденций и стремлений, выражающихся в форме сложного автоматического поведения». Именно врожденных – что ключевое в указанном понятии.) А то, что обыкновенно принимается за таковые – скажем, потребность в иерархии или собственности – является абсолютно социальным явлением, необходимым для выживания в конкурентно-иерархическом мире. Таковыми чисто социальными вещами являлись, например, пресловутые «блатные понятия» - вроде отвращения к труду и желанию «жить за чужой счет» – которые господствовали в сознании воспитанников, приходящих в коммуны Макаренко. И которые для большинства педагогов того времени казались неустранимыми или, в лучшем случае, трудно устранимыми. (Если вести речь о представителях «гуманистической педагогики».)
Именно поэтому практически все (!) время существования коммун происходящие там процессы – то есть, очень быстрая «перековка» бывших воров и попрошаек в честных тружеников – для представителей «педсообщества» казались невозможной. Причем, настолько, что «органы педагогического надзора» постоянно присылали в коммуны комиссии, должные доказать, что Макаренко или просто «вешает лапшу на уши». Или же – что выглядело «последней соломинкой» для сохранения привычных представлений – бьет и тиранит своих подопечных. (Как это вообще можно делать при условии, что персонал коммун был минимален, а охраны вообще не предполагалось изначально – тогда не задумывались.) Однако никаких «отклонений» эти комиссии, как можно догадаться, традиционно не находили – что, очевидно, приводило «наркомпросевцев» в полное замешательство. (И они продолжали усиливать давление на педагога – в результате чего единственным способом защитить коммуны от постоянных проверок стал переход Макаренко под покровительство «чекистов». (ВЧК-ГПУ-НКВД.)
* * *
Кстати, последние – как это не парадоксально звучит – к указанному «перерождению» относились гораздо спокойнее. Дело в том, что они сами наблюдали подобные процессы – конечно, в гораздо менее ярком виде, но зато в гораздо более широком масштабе. Речь идет о явлении, которое сейчас принято именовать «ликвидацией бандитизма», в период Гражданской войны крайне распространенного по территории страны. О сути этого самого бандитизма и о его генезисе, кстати, очень хорошо написано у Шолохова в «Тихом Доне» -но, в любом случае, это было огромное количество вооруженных людей, готовых воевать с любой властью. Тем не менее, данную беду удалось тогда преодолеть – и сделать это довольно мирно. (На самом деле, «немирный» вариант Советская власть тогда просто не перенесла бы – по причине критической нехватки сил.) В результате чего люди, еще недавно не боявшиеся ни пули, ни сабли, и устраивавшие дерзкие налеты, в большинстве случаев просто «сдавали оружие». (Разумеется, не все: огромное количество винтовок и даже пулеметов было спрятано так, что их находили еще в 1970 годы – но это было достаточным для декларации своих намерений.) И переходили к «обычной» крестьянской жизни. Разумеется, не обходилось без эксцессов – однако, как уже было сказано, реальным основанием «замирения страны» было не насилие, а именно договоренности.
Кстати, как пишет сам Антон Семенович, огромное количество «воспитанников» к нему приходило именно из ликвидируемых банд – то есть, по сути, это были не просто беспризорники, а малолетние бандиты. Но, в любом случае, можно сказать, что в отличие от педагогов, для военных –а «чекисты» того времени были военными, прошедшими через Гражданскую войну –подобная смена «типа поведения» с деструктивного на конструктивное не казалась необычной. И единственное, чем отличалась ситуация в коммунах ь от ситуации в стране – это более высокий «КПД» данного перехода. Поскольку, во-первых, у Макаренко «перековывались» практически все пришедшие. (Количество людей, ушедших из коммун, составляло менее 1%.) А, во-вторых, речь тут шла об изменении психики людей – кстати, подростки 14-16 лет в указанный период считались вполне взрослыми – открыто связывающих себя с деструктивной «блатной культурой». Поэтому для «чекистов» макаренковские коммуны выглядели явлением крайне эффективным и очень полезными – ведь в случае «неудачи» с «браком» им пришлось бы все равно иметь дело, но уже на ином уровне. (Именно с этим была связана из поддержка педагога.)
И да – говоря о «чекистах», стоит понимать, что речь тут идет о людях 1920 годов. (Как уже было сказано, очень хорошо помнящих Гражданскую войну – а по сути, и Первую Мировую, и Революцию – и благодаря этому прекрасно представляющих истинную цену различных «норм и правил», включая иерархические. Ко второй половине 1930 годов это отношение изменилось, что и стало одним из условий уничтожения макаренковской системы. Впрочем, реально причин было несколько: тут и ликвидация беспризорников – благодаря чему необходимость подобных учреждений стала довольно неочевидной; и общие успехи в плане ликвидации безграмотности – что банально снизило «общественную ценность» педагогики, как таковой; и, наконец, надвигающаяся Мировая война, сделавшая ценным «чистое производство». (Из-за чего та же «Коммуна имени Дзержинского» была преобразована в «Харьковский комбинат НКВД СССР имени Дзержинского» - т.е., в чисто производственное учреждение, безо всяких «педагогических приложений». Поскольку в тот момент фототехника была важнее, нежели воспитание.)
* * *
То есть – можно сказать, что коммуны Макаренко прошли ровно тот же путь, что и СССР, как таковой. В том смысле, что приведя к ликвидации открыто деструктивных явлений – таковых, как беспризорность и малолетняя преступность – они стали для страны «избыточными», слишком эффективными, и одновременно – совершенно не вписывающимися во все сильнее охватывающую страну иерархию. В результате чего были не то, чтобы с радостью «уничтожены» - а скорее, «преобразованы» во что-то, более вписывающееся в текущие государственные структуры. То есть – приведены к чему то более понятному: в случае с «Коммуной имени Дзержинского» - к «нормальному» заводу, в случае с «Колонией имени Горького» - к классическому «исправительному учреждению». (Как не печально это прозвучит – но в тех условиях тюрьмы так же были необходимыми.)
Однако именно в подобном печальном конце «макаренковской педагогики», а так же, описанных причинах этого конца и лежит ключ к пониманию того, что же реально заставляет людей выбирать «путь деструктора». Хотя само их сознание – как уже говорилось – «настроено» исключительно на конструктив. (И для подавляющего большинства людей эмулировать «естественное звериное поведение» получается с огромным трудом – что ведет к колоссальным затратам личных «психических сил», высокому уровню «обыденной усталости», и, в конечном итоге – к росту психических расстройств.) Разумеется, речь идет о структуре производства – для которого как раз указанные причины деструкции на определенном уровне оказывается крайне необходимыми. Это можно сказать и о иерархии – как уже не раз говорилось, связанной именно с тем фактом, что производительность труда растет тем больше, чем больше разделение этого самого труда. И о конкуренции – которая позволяет обеспечивать высокий уровень «сменяемости технологий», благодаря чему технический прогресс индустриального общества XIX-первой половины XX веков оказывается на порядок выше, нежели за все последующее время.
Именно поэтому любой социум, имеющий смысл в своем выживании – включая СССР – неизбежно должен был хоть как-то создавать у себя конкурентно-иерархические структуры. Несмотря на все отрицательные качества последних. (Собственно, главный успех СССР тут состоял именно в том, что его путь позволял «эмулировать» модерн, значительно ограничивая его отрицательные стороны. Но, разумеется, об этом надо говорить отдельно.) Тут же стоит указать на несколько другой аспект проблемы – а именно, на то, что подобные преимущества конкурентно-иерархического устройства с исторической точки зрения оказываются временными. И уже ко второй половине XX столетия очевидным становится то, что ставка на конкурентно-иерархическое устройство во всех областях жизни приносит лишь кратковременный выигрыш – одновременно ведя к долговременным потерям. В частности, именно конкурентно-иерархическая организация мира, доведенная до своей вершины в рамках т.н. империалистического государства, неизбежно ведет к войнам. И не просто к войнам – а к войнам Мировым. (Войны «локальные» возникают с самого начала разложения первобытной общины, т.е., возникновения классовых отношений. И, кстати, с самого же начала они воспринимаются, как «отклонение от нормы», как чистая деструкция – однако устраненными быть не могут.)
* * *
Впрочем, и помимо Мировых войн у империалистического общества оказывается столько проблем, что они полностью перевешивают все его преимущества. А значит, вся эта «игра в хищников» полностью теряет смысл. Впрочем, для того, чтобы избавиться от морока последних двух столетий – а именно, идеи о том, что «победа лучших есть лучшее для общества» - так же требуется достаточно длительное время. И реальное возвращение к солидарному устройству – пускай и на новых основаниях, как это было сделано в СССР – оказывается крайне «непрямым и неоднозначным». Полным разного рода «зигзагов» - как это произошло с возникновением и развитие советской номенклатуры, и даже очевидных «откатов» - подобных нынешней «реставрации капитализма». Однако, в любом случае, это процесс восходящий, поскольку, как уже говорилось, конкурентно-иерархическая система сама по себе враждебна человеческому разуму, и может строиться только на его разрушении. А значит, для того, чтобы обеспечить существование человечества, она обязательно должна быть ликвидирована.
И реально вся «классовая история» - начиная с древних деспотий и заканчивая империалистическими сверхдержавами – выступает просто незначительным отклонением от общего движения человеческого развития, ничтожным эпизодом между сотнями тысяч лет «первоначального» солидарного общества, и «последующего» солидарного общества. Но, разумеется, говорить о всем этом надо отдельно…
Именно поэтому практически все (!) время существования коммун происходящие там процессы – то есть, очень быстрая «перековка» бывших воров и попрошаек в честных тружеников – для представителей «педсообщества» казались невозможной. Причем, настолько, что «органы педагогического надзора» постоянно присылали в коммуны комиссии, должные доказать, что Макаренко или просто «вешает лапшу на уши». Или же – что выглядело «последней соломинкой» для сохранения привычных представлений – бьет и тиранит своих подопечных. (Как это вообще можно делать при условии, что персонал коммун был минимален, а охраны вообще не предполагалось изначально – тогда не задумывались.) Однако никаких «отклонений» эти комиссии, как можно догадаться, традиционно не находили – что, очевидно, приводило «наркомпросевцев» в полное замешательство. (И они продолжали усиливать давление на педагога – в результате чего единственным способом защитить коммуны от постоянных проверок стал переход Макаренко под покровительство «чекистов». (ВЧК-ГПУ-НКВД.)
* * *
Кстати, последние – как это не парадоксально звучит – к указанному «перерождению» относились гораздо спокойнее. Дело в том, что они сами наблюдали подобные процессы – конечно, в гораздо менее ярком виде, но зато в гораздо более широком масштабе. Речь идет о явлении, которое сейчас принято именовать «ликвидацией бандитизма», в период Гражданской войны крайне распространенного по территории страны. О сути этого самого бандитизма и о его генезисе, кстати, очень хорошо написано у Шолохова в «Тихом Доне» -но, в любом случае, это было огромное количество вооруженных людей, готовых воевать с любой властью. Тем не менее, данную беду удалось тогда преодолеть – и сделать это довольно мирно. (На самом деле, «немирный» вариант Советская власть тогда просто не перенесла бы – по причине критической нехватки сил.) В результате чего люди, еще недавно не боявшиеся ни пули, ни сабли, и устраивавшие дерзкие налеты, в большинстве случаев просто «сдавали оружие». (Разумеется, не все: огромное количество винтовок и даже пулеметов было спрятано так, что их находили еще в 1970 годы – но это было достаточным для декларации своих намерений.) И переходили к «обычной» крестьянской жизни. Разумеется, не обходилось без эксцессов – однако, как уже было сказано, реальным основанием «замирения страны» было не насилие, а именно договоренности.
Кстати, как пишет сам Антон Семенович, огромное количество «воспитанников» к нему приходило именно из ликвидируемых банд – то есть, по сути, это были не просто беспризорники, а малолетние бандиты. Но, в любом случае, можно сказать, что в отличие от педагогов, для военных –а «чекисты» того времени были военными, прошедшими через Гражданскую войну –подобная смена «типа поведения» с деструктивного на конструктивное не казалась необычной. И единственное, чем отличалась ситуация в коммунах ь от ситуации в стране – это более высокий «КПД» данного перехода. Поскольку, во-первых, у Макаренко «перековывались» практически все пришедшие. (Количество людей, ушедших из коммун, составляло менее 1%.) А, во-вторых, речь тут шла об изменении психики людей – кстати, подростки 14-16 лет в указанный период считались вполне взрослыми – открыто связывающих себя с деструктивной «блатной культурой». Поэтому для «чекистов» макаренковские коммуны выглядели явлением крайне эффективным и очень полезными – ведь в случае «неудачи» с «браком» им пришлось бы все равно иметь дело, но уже на ином уровне. (Именно с этим была связана из поддержка педагога.)
И да – говоря о «чекистах», стоит понимать, что речь тут идет о людях 1920 годов. (Как уже было сказано, очень хорошо помнящих Гражданскую войну – а по сути, и Первую Мировую, и Революцию – и благодаря этому прекрасно представляющих истинную цену различных «норм и правил», включая иерархические. Ко второй половине 1930 годов это отношение изменилось, что и стало одним из условий уничтожения макаренковской системы. Впрочем, реально причин было несколько: тут и ликвидация беспризорников – благодаря чему необходимость подобных учреждений стала довольно неочевидной; и общие успехи в плане ликвидации безграмотности – что банально снизило «общественную ценность» педагогики, как таковой; и, наконец, надвигающаяся Мировая война, сделавшая ценным «чистое производство». (Из-за чего та же «Коммуна имени Дзержинского» была преобразована в «Харьковский комбинат НКВД СССР имени Дзержинского» - т.е., в чисто производственное учреждение, безо всяких «педагогических приложений». Поскольку в тот момент фототехника была важнее, нежели воспитание.)
* * *
То есть – можно сказать, что коммуны Макаренко прошли ровно тот же путь, что и СССР, как таковой. В том смысле, что приведя к ликвидации открыто деструктивных явлений – таковых, как беспризорность и малолетняя преступность – они стали для страны «избыточными», слишком эффективными, и одновременно – совершенно не вписывающимися во все сильнее охватывающую страну иерархию. В результате чего были не то, чтобы с радостью «уничтожены» - а скорее, «преобразованы» во что-то, более вписывающееся в текущие государственные структуры. То есть – приведены к чему то более понятному: в случае с «Коммуной имени Дзержинского» - к «нормальному» заводу, в случае с «Колонией имени Горького» - к классическому «исправительному учреждению». (Как не печально это прозвучит – но в тех условиях тюрьмы так же были необходимыми.)
Однако именно в подобном печальном конце «макаренковской педагогики», а так же, описанных причинах этого конца и лежит ключ к пониманию того, что же реально заставляет людей выбирать «путь деструктора». Хотя само их сознание – как уже говорилось – «настроено» исключительно на конструктив. (И для подавляющего большинства людей эмулировать «естественное звериное поведение» получается с огромным трудом – что ведет к колоссальным затратам личных «психических сил», высокому уровню «обыденной усталости», и, в конечном итоге – к росту психических расстройств.) Разумеется, речь идет о структуре производства – для которого как раз указанные причины деструкции на определенном уровне оказывается крайне необходимыми. Это можно сказать и о иерархии – как уже не раз говорилось, связанной именно с тем фактом, что производительность труда растет тем больше, чем больше разделение этого самого труда. И о конкуренции – которая позволяет обеспечивать высокий уровень «сменяемости технологий», благодаря чему технический прогресс индустриального общества XIX-первой половины XX веков оказывается на порядок выше, нежели за все последующее время.
Именно поэтому любой социум, имеющий смысл в своем выживании – включая СССР – неизбежно должен был хоть как-то создавать у себя конкурентно-иерархические структуры. Несмотря на все отрицательные качества последних. (Собственно, главный успех СССР тут состоял именно в том, что его путь позволял «эмулировать» модерн, значительно ограничивая его отрицательные стороны. Но, разумеется, об этом надо говорить отдельно.) Тут же стоит указать на несколько другой аспект проблемы – а именно, на то, что подобные преимущества конкурентно-иерархического устройства с исторической точки зрения оказываются временными. И уже ко второй половине XX столетия очевидным становится то, что ставка на конкурентно-иерархическое устройство во всех областях жизни приносит лишь кратковременный выигрыш – одновременно ведя к долговременным потерям. В частности, именно конкурентно-иерархическая организация мира, доведенная до своей вершины в рамках т.н. империалистического государства, неизбежно ведет к войнам. И не просто к войнам – а к войнам Мировым. (Войны «локальные» возникают с самого начала разложения первобытной общины, т.е., возникновения классовых отношений. И, кстати, с самого же начала они воспринимаются, как «отклонение от нормы», как чистая деструкция – однако устраненными быть не могут.)
* * *
Впрочем, и помимо Мировых войн у империалистического общества оказывается столько проблем, что они полностью перевешивают все его преимущества. А значит, вся эта «игра в хищников» полностью теряет смысл. Впрочем, для того, чтобы избавиться от морока последних двух столетий – а именно, идеи о том, что «победа лучших есть лучшее для общества» - так же требуется достаточно длительное время. И реальное возвращение к солидарному устройству – пускай и на новых основаниях, как это было сделано в СССР – оказывается крайне «непрямым и неоднозначным». Полным разного рода «зигзагов» - как это произошло с возникновением и развитие советской номенклатуры, и даже очевидных «откатов» - подобных нынешней «реставрации капитализма». Однако, в любом случае, это процесс восходящий, поскольку, как уже говорилось, конкурентно-иерархическая система сама по себе враждебна человеческому разуму, и может строиться только на его разрушении. А значит, для того, чтобы обеспечить существование человечества, она обязательно должна быть ликвидирована.
И реально вся «классовая история» - начиная с древних деспотий и заканчивая империалистическими сверхдержавами – выступает просто незначительным отклонением от общего движения человеческого развития, ничтожным эпизодом между сотнями тысяч лет «первоначального» солидарного общества, и «последующего» солидарного общества. Но, разумеется, говорить о всем этом надо отдельно…
