anlazz: (Default)
[personal profile] anlazz
Итак, как было указано в прошлом посте , реальное восполнение «интеллектуального потенциала» - то есть, замена покинувших страну во время и после Гражданской войны специалистов – в РСФСР, а затем и СССР 1920 годов произошло довольно быстро. Можно даже сказать – стремительно, если ориентироваться на скорость восстановления промышленности, которая уже к 1926 вышла на уровень 1913 по многим важнейшим показателям. Например, по производству электроэнергии. Для понимания случившегося стоит вспомнить о том, что тогда это был фактический «хайтек», требующий весьма квалифицированного труда. Заниматься которым «прямо от сохи» было невозможно: скажем, профессия того же электромонтера в то время относилась к самой «элите» производственных специальностей: его зарплата доходила до 90 рублей в месяц! Для сравнения – ткач получал 16 рублей в месяц, а чиновник среднего класса – 65 рублей. (У среднего крестьянина доход был не более 100 рублей в год!)

То есть, люди, имевшие профессии, связанные с электротехникой, по тем временам были не просто немногочисленными, но крайне редкими – что и вызывало высокие зарплаты. (У инженеров, понятное дело, они были еще больше.) На этом фоне можно было подумать, что единственной возможностью для СССР восстановить «электрическое хозяйство» будет приглашение иностранных специалистов – что в отсутствии международного признания являлось еще той задачей. (Даже без учета необходимости еще более высоких зарплат, нежели у «местных».) Поэтому многим казалось, что ни о каком нормальном функционировании отрасли речи идти не может – ну, а об ее развитии говорить просто смешно.

Причем к этим «многим» относились не только «представители эмиграции» и даже лояльные к Революции представители Запада (вроде Герберта Уэлса) но и некоторые члены советского руководства, которые были в удивлении (если не больше) от представленного Лениным в 1920 году плана ГОЭЛРО. Поскольку для них – имевших возможность реальной работы с народным хозяйством – возможность столь быстрого строительства самой современной отрасли в стране была еще меньшей, нежели для сторонних наблюдателей. Кстати, тут сразу стоит указать на то, что популярное утверждение, состоящее в том, что ГОЭЛРО представлял собой переработанный проект, составленный еще дореволюционной Комиссией по изучению естественных производительных сил (КЕПС), в общем неверно. В том смысле, что первое – это всего лишь материалы действительно прогрессивных исследователей (большая часть которых, кстати, осталась «с большевиками»). А второе – именно государственный план, обязательный к исполнению.

Поскольку планы можно «нарисовать» самые общирные. А вот найти для них исполнителей – это еще та проблема. Тем не менее, в реальности этот самый плане ГОЭЛРО оказался не только выполненным, но и перевыполненным. В том смысле, что уже к 1930 году реальная выработка электроэнергии оказалась большей, чем планировалось в 1921. То есть, проблема с квалифицированным персоналом была не просто решена – а «перерешена». Примерно та же ситуация наблюдалась и в иных областях – начиная с авиастроения и заканчивая здравоохранением. Поскольку все требуемые для них (отраслей) представители квалифицированных профессий были «получены», причем – в числе, превосходящем изначальные требования. (Что позволило «играть на опережение» изначальных планов.)

* * *

И вот тут мы подходим к самому важному вопросу, связанному с СССР, а главное – имеющему огромное значение в будущем. К тому, как же работала данная система «производства специалистов», и почему она была на порядок лучше всего того, что существовало до этого. Так вот: для понимания этого, в первую очередь, стоит сказать, что к «классическому» пониманию образования этот вопрос имеет довольно малое отношение. В том смысле, что образование в привычном смысле, конечно же, играло тут свою роль – но отнюдь не главную. Это прекрасно видно на уже упоминавшемся в прошлом посте увеличении числа студентов – которое выросло с дореволюционных 150 тысяч до 260 в 1924 году. (И 160 учащихся техникумов.) Поскольку понятно, что за три года, что минули с начала восстановления страны с момента окончания активной фазы Гражданской войны, развернуть традиционную систему высшего образования такого масштаба было невозможно. И да: надо понимать, что значительная часть преподавательского состава действительно покинула страну, т.е., «мощность» системы образования в традиционном смысле в 1924 году была безусловно слабее, нежели в 1917. Говорить же о повышении эффективности преподавательской работы так же было странным – просто потому, что преподавали те же самые люди. (Притом надо учитывать, что значительная часть тех же профессоров была довольно отрицательно настроена к Советской власти, и не особенно «рвалась» в плане исполнения своих обязанностей.)

Так что же изменилось? А изменилось отношение к обучению, причем – кардинально. В том смысле, что в образовательной системе 1920 годов главным стимулом обучающихся стало не просто получение знаний. (О «получении диплома», как цели, тут даже говорить смешно – даже без учета того, что данный «диплом» какое-то время вообще не давался.) Но получение знаний «практических», т.е., имеющих возможность применения в производственной деятельности. Это очень и очень важный момент, фактически отделяющий раннесоветскую образовательную систему от всех остальных подобных систем. (В том числе и современных.) Связано это было с широким приобщение рабочих к образованию, причем часто без отрыва от основной деятельности. Иначе говоря, человек видел, зачем он изучает те или иные вещи, видел очевидную их связь с практикой – что и вело к необычайному уровню мотивации в учебе.

Об этом моменте я уже писал неоднократно в связи с т.е. «коммунами Макаренко». Поскольку великий педагог-новатор, ИМХО, смог в данных коммунах довести указанный принцип до предела, что позволяло ему с легкостью превращать недавних малолетних преступников в квалифицированных специалистов. Последнее же, в свою очередь, обеспечивалось именно тесной и прямой связью между передаваемыми учащимся знаниями – и системой производства, где данные знания и умения могли быть применены. Иначе говоря, речь шла о т.н. «неотчужденной педагогике», которую можно прямо противопоставить педагогике современной, в которой обучаемые вынуждены изучать совершенно неочевидные для них вещи в обмен на совершенно условные «оценки». Причем, касается это не только средней школы, но и школы высшей. (А так же, в значительной мере, получени т.н. «ученых степеней», особенно кандидатской.)

* * *

Собственно, так и было до Революции – несмотря на то, что многие люди тогда старались обрести именно знания. Впрочем, стоит учитывать еще и существовавшую тогда мощную цензовую систему. И «сословную» - см. «Циркуляр о кухаркиных детях», который был формально отменен после 1905 года, но реально действовал до 1917. И материальную, состоящую в том, что образование было в значительной мере платное. (Можно было встать «на гособеспечение» или добиться благосклонности того или иного мецената, но, понятное дело, это было именно «отчуждение».) Сюда же стоит отнести и длительный рабочий день, который для большинства рабочих ничем не регулировался. (Ограничения касались лишь государственных предприятий и заводов, имеющих мощное профсоюзное движение.) Поэтому так просто взять – и получить образование тогда было невозможно: в подобной системе большая часть населения просто отсекалась от возможностей получения знания. В то время, как те, кому это было доступно, по большей мере слабо понимали: зачем они учатся? (Поскольку человек, окончивший гимназию, в любом случае мог претендовать на «теплое чиновничье место» - вне его реальных знаний.)

Собственно, именно поэтому реальная эффективность образовательной системы дореволюционной России была крайне низка – даже без учета малого охвата ей населения. Да, разумеется, при наличии высокого уровня мотивации обучающейся в ней человек мог стать специалистом высочайшего класса – на уровне лучших европейских образцов, или даже выше данного уровня. Но таковых было крайне мало: основная часть тех же выпускников гимназий имело посредственный уровень знаний, да и выпускники высшей школы в большинстве своем становились не блестящими учеными и инженерами (врачами, офицерами или педагогами). А предпочитали быть «серыми служаками», занимающимися, в основном, выслуживанием перед начальством и обустройством своего быта. То есть, даже те усилия, что прилагались участниками образовательной системы для передачи знаний обучаемым – кстати, тоже не сказать, чтобы особо сильные, т.к. преподаватели в большинстве случаев так же думали только о чинах и выслуге – по большей мере оказывались бесполезными.

Но в 1920 годах в нетопленные вузовские (и техникумовские) аудитории пришли совершенно иные люди. Которые мечтали не о будущих чинах и жаловании, а о том, как построить в стране передовую промышленность, здравоохранение или науку. Им не важна была «классическая философия», они не хотели слушать о том, как Брут заколол Цезаря и вспоминать родоначальников династии Романовых. (Т.е., заниматься «учебой ради учебы» - как это было принято во всем мире.) Им нужен был закон Ома, закручивание упругой балки и принцип работы двигателя внутреннего сгорания. (Ну и т.д., и т.п.) Но уж эти вещи они готовы были познавать, стиснув зубы – часто после тяжелой основной работы. Подобная «сверхмотивация» позволяла преподавателям исключить из своей деятельности все, кроме самой передачи знания, и вследствие этого резко повысить «плотность» данной передачи.

* * *

Кстати, интересно, что из советской средней школы исчезли все «штатные единицы», ответственные за поддержание дисциплины - все эти педели, экзекуторы, классные дамы и прочие лица, должные загонять школяров за парты. И это притом, что вместо прежних представителей высших и средних слоев за эти парты сели дети рабочих и крестьян – которые до того рассматривались в качестве необучаемых. Подобные изменения тогда не вызывали особого удивления – скорее наоборот, рассматривались как вполне естественные. (Как можно догадаться, принятое в 1920 годах понимание: «талантливости простого народа», противопоставляемое «лености образованных классов», вполне соответствовало указанным выше особенностям. Хотя, конечно, и без понимания того, откуда происходит это соответствие.) Потом же к этому вообще перестали возвращаться – хотя та же «макаренковская система» периодически вызывала интерес. (Но интерес бесплодный – поскольку ухватить ядро его концепции «чистые педагоги» не могли.)

В общем, можно сказать, что 1920 годах был проведен блестящий эксперимент, показавший важность «неотчуждения» - по крайней мере в образовательной системе. И доказавший, что это самое «неотчуждение» играет гораздо более серьезную роль в процессе овладевания знаниями, нежели тот же уровень преподавания, не говоря уж об «материально-технической базе». (Современным «образовательным теоретикам», буквально помешанным на «компьютеризации и визуализации», данный момент следовало бы вспомнить. Впрочем, куда уж там…) Кроме того, было показано, что «традиционное» представление о связи между обучаемостью и происхождением практически нулевая. Что для 1920 годах – помешанных на евгенике и бихевиоризме – было крайне неочевидно. Недаром у того же Макаренко большая часть сил уходила на борьбу с «педагогической наукой» того времени, основанной на «природных склонностях человека». (Пресловутой «педологией», коя тогда считалась магистральным направлением в отрасли – но в действительности только ставила палки в колеса мощному потому советского образования.)

Ну, а самое главное – была показана тесная связи возможностей овладевания человеком знаниями и умениями, и имеющемся системы социальных отношений. Поскольку во всем вышесказанном главным был один фактор.

Впрочем, о нем речь пойдет уже в следующем посте…

This account has disabled anonymous posting.
If you don't have an account you can create one now.
HTML doesn't work in the subject.
More info about formatting

Profile

anlazz: (Default)
anlazz

April 2023

S M T W T F S
       1
2 3 4 5 6 7 8
9 10 1112 13 14 15
16 17 1819 2021 22
23 24 2526272829
30      

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 5th, 2025 05:17 pm
Powered by Dreamwidth Studios