anlazz

Или о том, почему современная "урбанистика" являет собой откат в прошлое. Итак, в последнее время я периодически стал почитывать Варламова. Ну да: для того, чтобы знать, что же представляет собой современная «урбанистика». Конечно понятно, что Одуван - не урбанист в полном понимании слова, поскольку он не формирует идеи о том, каким же должен быть город, а только транслирует их. Однако для поставленной цели и этого достаточно.

Например, можно понять, что одной из главных особенностей современной урбанистики выступает восприятие городов, как некоего «общественного пространства». На первый взгляд, конечно, это звучит логично: ну, в самом деле, чем же являются улицы городов, если не местом, принадлежащим всему обществу? Однако это только на первый взгляд, поскольку «общественное пространство» с т.з. «урбанистики» - это не просто общественное пространство, а особая форма организации деятельности людей, происходящей там. Скажем, городские улицы в рамках данной концепции рассматриваются, как место рекреации, место творчества или иных дел. Впрочем, на самом деле и это может показаться достаточно логичным. Если бы не одно но.

* * *

Состоящее в том, что такое использование городских улиц в действительности вряд ли можно назвать серьезной новацией. Точнее наоборот: улицы города или иного поселения были «общественным пространством» с древнейших времен. Поскольку именно тут происходила большая часть «общественно-значимых явлений» - начиная от торговли и заканчивая празднествами. На улицах (и ставших их «расширением» городских площадях) вершились политические акты: скажем, зачитывались государственные указы, творился суд над преступниками. На них же обосновывалась большая часть «творческих субъектов» - уличных музыкантов, артистов, певцов. Наконец, некоторые люди всю свою жизнь проживали именно на улице – у нас, правда, это было тяжело по известным причинам, а вот в «просвещенной Европе» уличные обитатели существовали в огромном количестве. (К данному моменту, кстати, мы еще вернемся в самом конце.)

Таким образом, именно «общественное пространство» считалось основным признаком городского устройства где-то до начала ХХ века. Но уже в начале XIX столетия стало понятным, что подобная картина имеет и очевидные недостатки, состоящие в большой загруженности улиц и площадей, резко снижающих их коммуникационные возможности. Особенно актуальным это стало в развитием механического транспорта, для которого извечная толкотня уличной жизни оказывалась серьезной проблемой. На указанном фоне неудивительно, что к этому времени возникла потребность в иных градостроительных идеях – что, в конечном итоге, и породило уже не раз описанную идею «дома, как машины для жилья». Развившуюся в конечном итоге в идею «район/поселок, как машину для жилья».

Как уже не раз говорилось, это была крайне серьезная инновация – наверное, самая серьезная, начиная с появления самой концепции «здания». Поскольку она означала, что и отдельные дома, и целые кварталы, а затем и целые города должны проектироваться с учетом, прежде всего, населяющих их жильцов. Именно для того, чтобы улучшить их жизнь, стоит рассматривать вопросы инсоляции, вентиляции, канализации и т.д. А вот то, как выглядит дом снаружи, тут становилось вторично: жилец дома находится именно изнутри, и ему вся эта отделка до лампочки. В более «развитом» варианте данной концепции речь шла уже о более системных вещах – скажем, о доступности магазинов, детских садов, поликлиник, школ и т.д. В еще совершенном варианте должна учитываться необходимость минимальных транспортных расходов (и в финансовом, и во временном плане), связанность жилых и производственных кварталов, наконец, экологический аспект. (Скажем, в плане обеспечения городов количеством зеленых насаждений, достаточным для компенсации вредных факторов от работы промышленности и коммунальных служб.) Ну, и в «наивысшем» случае речь начинала идти не просто о пространственном, но и о «временном» проектировании, о переходе к динамическому развитию города.

* * *

Однако подобный подход полностью уничтожал то понятие «общественного пространства», что существовало до этого. В том смысле, что улицы и площади теперь становились не местом «соединения горожан», а чуть ли не исключительно коммуникационной системой для обеспечения им доступа к нужным вещам. Иначе говоря, по ним можно (нужно) было ходить или ездить – но не более того. Даже эстетический критерий оказывался вторичным – ну, в самом деле, много ли людей ходит, оглядываясь по сторонам и любуясь красивыми домами? Разумеется, если речь вести не о богатых бездельниках (или туристах), а о тех, кто полностью вовлечен в систему общественного производства. (Для туристов тут должны были создаваться отдельные «туристические места», по возможности, мало пересекающиеся с «обычной жизнью») Именно поэтому ХХ век стал временем гибели «украшательства», временем исчезновения «тонкого внимания» к деталям – кое до недавнего прошлого выступало чуть ли не главным смыслом архитектуры. И да: это произошло не только в СССР, но и во всем мире.

В рамках подобное системы улица, как таковая, должна была вообще исчезнуть, будучи смененной транспортными коммуникациями. Главная задача которых – быстро доставить человека туда, куда ему нужно, но не более (и не менее) того. Поэтому в различных концепциях «городов будущего» улиц не было – транспорт «прятался» или под землю, или уходил в небо. Однако и в настоящем происходили значительные перемены, состоящие в переходе к т.н. «микрорайонной застройке». По существу, выступившей именно выражением «антиуличного» подхода – когда дома застраивались так, как это было удобно со всех требуемых точек зрения, за исключением сохранения традиционных уличных линий.

Правда, уже тогда стало понятно, что данная идея – при всех своих положительных моментах – требует строгого соблюдения двух правил. Во-первых, того, что планируемый микрорайон действительно должен содержать ВСЕ необходимые для удовлетворения потребностей жильцов службы. Начиная с коммунальных и заканчивая культурно-развлекательными. А с этим и у нас, и на Западе были проблемы. (Скажем, в СССР после 1968 года широко распространилась т.н. «ведомственная застройка», при которой предприятия строили жилье для своих работников. А все остальное, как правило, не строили.) Ну, и во-вторых, все проживающие в данных домах жильцы должны по умолчанию включены в социальные и производственные связи. То есть, проще говоря – работать или учиться. (Ну, пенсионеров пока опустим.) Поскольку если этого нет – т.е., если человек не имеет «постоянного места дислокации», т.е., утром не идет на работу, вечером после нее домой, потребляя по мере надобности коммунальные и культурные услуги – то в данной системе ему оказывается очень и очень неуютно.

* * *

Иначе говоря, в микрорайонах безработным жить гораздо хуже, нежели на «классических» улицах. (Тут даже протестовать оказывается почти невозможным – по «логистическим причинам».) Собственно, именно в данном моменте лежит причина тех неудач, которые подобный тип организации жилья понес в США и даже Европе – когда лишенные и работы и учебы подростки превращали их в криминальный ад. Разумеется, «классические» улицы так же страдали от этого – достаточно вспомнить, во что уже в 1960 годы превратился Нью-Йоркский Гарлем – однако там этот эффект проявлялся в меньшей степени. Кстати, и у нас – в позднем СССР – одной из главных проблем микрорайонов и рабочих поселков стало наличие «неорганизованной молодежи». Которая к концу 1980 годов превратила их в некое подобие упомянутого выше Гарлема. Как говориться, хотели в свое время сэкономить на детских культурных и спортивных учреждениях – так получайте! Тем не менее, до того уровня деструкции, до которого дошли в капиталистических странах, у нас не докатились даже в 1990 годы. (Что показывает ключевую роль безработицы в указанном явлении.)

Поэтому неудивительно, что уже в 1980 годы западная «урбанистическая мысль» вновь вернулась к идее «общественного пространства» - т.е., к представлениям, согласно которой улица, как таковая, должна играть не только коммуникационную роль, но и выступать в иных качествах. То есть – произошел очевидный откат к прошлому. Кстати, тут сразу стоит отметить, что – несмотря на первоначальное впечатление о том, что при «общественном пространстве» город тратит «немалые средства» на горожан – в реальности указанный переход часто означал именно сокращение подобных затрат. Поскольку тут исчезали необходимые в случае «машины для жилья» потребности в создании «особых» сооружений для удовлетворения спортивных или культурных потребностей граждан. Скажем, те же сооружения для игр детей или отдыха подростков в рамках «городской среды» подразумевают, что эти дети и подростки оказываются предоставленными сами себе. (В лучшем случае, родителям.)

Это, кстати, можно сказать про пресловутые детские площадки – по коим часто «страдают» антисоветчики, сравнивая то, что имелось в СССР, и то, что было на Западе. Дело в том, что данная форма детского отдыха в СССР была «вторичной» по отношению к тем же детским садам и пионерлагерям. Да именно так: «самостоятельный отдых» детей тут выступал, скорее, паллиативом для «неохваченных» организованными его видами населения. То же самое можно сказать и про разнообразные парки и скверы, кои в советское время виделись чуть ли не исключительно местами отдыха пенсионеров и мам с грудными детьми. Отсюда и приоритет тенистых аллей и лавок – и никаких иных вещей. Поскольку для всех остальных были «организованные занятия» - скажем, огромное количество кружков и секций для детей и подростков.

* * *

Разумеется, тут еще раз следует сказать, что подобная система в СССР так и не была доведена до конца – по той простой причине, что резкий рост урбанизации в 1950-1970 годы привел к очевидному недостатку ресурсов. Однако, во-первых, доступность последних все время возрастала за счет развития экономики, а количество нуждающихся падало за счет завершения демографического перехода. (Хотя полностью переломить данную тенденцию можно было только к 2000 году.) Ну, а во-вторых, даже то, что было сделано, показывало, насколько эффективным был данный путь. Особенно это видно по сравнению с тем, что было после – и в 1990 годы, и сейчас. Взять, например, современную Москву – в которую вбухифаются фантастические средства ради превращения ее в «город общественных пространств». Однако при этом указанному городу так и не удалось даже близко приблизиться к «урбанистическому идеалу». Более того, как показали недавние выборы, большая часть москвичей скорее недовольно проходящими переменами, нежели находится от них в восторге.

А ведь речь тут идет о городе, который существует не за счет создания материальных ценностей, а за счет распределения и присвоения оных. Что делает его структуру на порядки более простой. (То же самое, кстати, можно сказать про большую часть западных «урбанистических витрин».) Для поселений, связанных с производством, дело обстоит еще сложнее – но туда туристов, как правило, не возят. Поэтому можно указать на то, что принятый современной «урбанистикой» концепт превращения города в некое «общественное пространство» является благом для весьма небольшого слоя населения. Для тех самых «активных и креативных», получающих харплаты намного выше среднего, и имеющих огромное количество свободного времени и на смузи в антикафе, и на перфомансы в галереях, и на прогулки по бульварам и паркам. Ну, и конечно же, не обременных семьей и детьми. Для всех остальных же данная идея означает, по существу, откат к ситуации конца XIX столетия с уменьшением числа получаемых благ. Замена которых «общественными пространствами» и «уличной культурой» выглядит весьма несообразной.

Ну, и в завершении хочется указать на одну забавную черту сторонников «современной урбанистики», полностью раскрывающую их архаизаторскую основу. А именно: говоря о «прекрасных западных городах», они удивительным образом умудряются не замечать огромного количества бездомных, находящихся там. Последние порой открыто попадают на фото «урбанистических идеалов», однако ни к каким негативным эмоциям – кои по умолчанию должны вызывать люди, не имеющие жилья – это не приводит. Ну, а что – бомжи и бомжи? Почему это важно? Да потому, что примерно так же рассуждали люди указанного прошлого – для которых нормальным было существование «лишних» членов популяции. В отличие от сторонников концепции «машина для жилья» - причем, не только советских – для которых нормой было именно включение всех представителей homo sapiens в единое социальное пространство.

Впрочем, это уже совершенно иная тема…